Валерий Шарапов - Тёмные московские ночи

Поначалу действительно всё шло как по маслу. Эдик Хрусталёв особо не запирался, сообщил сколько раз он со своей шайкой нападал на людей, а также поимённо назвал дружков, за которыми тут же отправились Егоров, Горшеня, Баранец.

Потом парень, сквозь слёзы, подробно описывал ночные похождения, а Старцев радостно потирал ладони, узнавая в его рассказах штрихи из некоторых уголовных дел, считавшихся мёртвыми.

Сомнения стали зарождаться минут через сорок после начала беседы, когда услышав вопрос Ивана о награбленных ценностях, Хрусталёв пожал плечами и с наивной простотой проговорил:

- Да ничего у них не брали. На кой ляд оно нам? Не для того мы свой список составляли…

- Какой список? - не понял Старцев.

Эдуард в последний раз шмыгнул носом, насупил брови и пояснил:

- Список гадов и хапуг.

- Каких ещё хапуг?

- Которые отсиживались в тылу, воровали и жировали здесь, пока наши отцы за родину погибали.

Иван переглянулся с коллегами и спросил:

- Твой отец погиб на фронте?

- Под Витебском, - тихо сказал юноша, в марте сорок четвертого.

А у… - Старцев посмотрел в блокнот, - ну да, у Калугина?

- Тоже, в сорок втором без вести пропал, а через два года пришла похоронка - погиб во время новороссийской операции.

- У Величко?

- Да у всех пятерых отцы вернулись, у Величко ещё и старшего брата убили, а у Цетлина на всю семью фашисты расстреляли, его и старенькую бабушку просто раньше поездом из Белоруссии в Москву отправили. Только они вдвоём и выжили.

Иван машинально потянулся к пачке папирос:

- Куришь? - он глянул на юношу, тот отрицательно мотнул головой Старцев вздохнул, закурил бросил на стол коробок, - значит ничего у тех, на кого нападали не брали?

- Вообще ничего, давали по кумполу и всё, ну иногда чуток добавляли, когда особо вороватый попадался или начинали кулаками в ответку махать.

Это признание обескуражило сыщиков, несколько минут назад они полагали, что дело почти раскрыто, а тут такое.

Старцев послал Егорова на квартиру Хрусталева за списком хапуг. Пока тот выполнял поручение, он продолжал по очереди допрашивать старшеклассников. С пацанами опера возились долго: они сидели в камерах цокольного этажа, там им пришлось отведать тюремного обеда, а для лучшего пищеварения раза по два подняться в допросную для приватной беседы с сыщиками.

Вернувшегося Егорова, Иван Харитонович встретил с кислым выражением лица, а всё потому, что подростки говорили одно и то же, практически слово в слово. Конечно они могли заранее, на случай провала, определиться с позицией защиты и отрепетировать свои ответы. Но Старцев уже поднаторел в оперативно-розыскной работе и задал каждому несколько хитроумных вопросов, лишь поверхностно касавшихся ночных похождений. Ответы снова были как под копирку.

- Нашёл? - спросил он заместителя

Тот молча положил на стол листок, вырванный из ученической тетрадки. На одной его стороне неровным почерком были выведены имена, фамилии и адреса, всего двадцать два человека. В этом довольно длинном списке значились и те люди, которые фигурировали в некоторых уголовных делах в качестве потерпевших. Сыщики тут же принялись вычленять из общей массы зафиксированных преступлений те, к которым были причастны Хрусталёв с товарищами. Спустя некоторое время обозначился результат: из двадцати четырех уголовных дел, в шесть засветились хапуги из списка Хрусталева. Удивительнее всего был тот факт, что именно у этих потерпевших ничего из личных вещей не пропало. Это означало, что парни говорили правду и действовали, как говорится, по зову сердца.

- Эти шестеро, в списке, отмечены галочками, - сказал Васильков, - вот поглядите, напротив каждой фамилии.

Старцев нервно барабанил пальцами по столешнице:

- Не соврали пацаны, правду говорили.

- И ещё, - продолжал Александр, - в списке не шесть галочек, а больше.

- Сколько?

- Десять.

- Значит десятерых они оприходовали, просто четверо не обращались в милицию. Народные мстители, мать их, - Иван снова потянулся за папиросами, -то теперь прикажете с ними делать?

Этот вопрос был вовсе не риторическим: с одной стороны ненависть парней к сволочам и хапугам была понятна - подобных гнид и в самом деле хватало в Москве и других тыловых городах, воюющей страны, Старцев и сам не любил эдаких вот гнилых типов, вечно норовящих пристроится, обмануть, оторвать для себя кусок пожирнее; с другой стороны, то что молодые люди вытворяли на ночных улицах Москвы, аккурат подходило под уголовную статью. Оперативники помалкивали, ждали решения Старцева, последнее слово оставалось за ним.

- Ладно, - сказал он, поглядев на часы, - пускай проведут ночку камерах, в качестве наглядного урока, а утром мы что-нибудь придумаем.

Иван Старцев был невысок, худосочен, статен и широкоплеч - этакий Орловский рысак. Вроде и не могуч, а при силе и грации, лицо треугольное с немного выступающими скулами, карие глаза под густыми бровями, пышные слегка вьющиеся тёмные волосы. Родился он под Москвой, в деревянном бараке, с крыльца которого хорошо просматривалась деревня Ощерино, и леса у посёлка Карпинская гора. Один колодец с мутной водой на восемь бараков, один деревянный туалет над зловонной выгребной ямой, один магазин с дешёвой водкой и серым, плохо выпеченным, хлебом. Но семье повезло. В 1922 году, отец Ивана получил комнату в добротном доме дореволюционной постройке, расположенном в рабочем районе на юго-западной окраине столицы. За некоторым исключением в пятиэтажке этой проживала интеллигенция, недобитая большевиками, то есть преподаватели, врачи, инженеры, актёры, музыканты. В качестве довеска две квартиры на первом этаже занимали несколько законченных алкоголиков, со своей подружкой воровкой по имени Роза, переболевший сифилисом. То есть оценивать, сравнивать и выбирать, в каком направлении двигаться пожизненному пути Иван начал с молодых лет. Выбор он сделал правильный. Окончил в 1938 году среднюю школу и поступил в Подольское артиллерийское училище, только что сформированое, потом Старцев повоевал, причём хорошо. После падения Киева и Смоленска, серии неудачных контрнаступлений и безнадёжных кровавых котлов он оборонял Москву. На одном из юго-западных рубежей его батарея, состоявшая из шести орудий, стояла насмерть и уничтожила семнадцать немецких танков. Сам Иван был тяжело ранен и позже, находясь на излечении в госпитале, получил за тот жестокий бой орден Красного Знамени. После госпиталя он попросился в разведку, командование удовлетворило просьбу и направило отважного старшего лейтенанта в разведроту капитана Василькова. Два земляка оказались близки по духу и подружились. Довольно скоро командир первого взвода Старцев стал заместителем Александра и его правой рукой, а седьмого июля 1943 года, капитан Старцев получил сложное осколочное ранение в ногу. Оно то и поставило точку в его военной карьере.