Илья Риф - Великий комбинатор возвращается!

– Ладно, пусть будет Марсель! Да и не так далеко, как Америка. Я вас закрою; сидите тихо, и ни звука! – предводитель вышел и закрыл дверь на ключ. – Главное, – ни звука, – услышал Востриков удаляющийся голос. – Ни звука!

Измаявшийся от долгого ожидания разрешения, казалось, нерешаемой проблемы, святой отец блаженно растянулся на жесткой койке, и начал погружаться в безмятежный сон. – Ни звука! – пульсировала в его мозгу навязчивая мысль. – Главное, ни звука…

Поднявшись на верхнюю палубу, Ипполит Матвеевич остановился у стойки администратора, сдал ключ от номера и, попросив разбудить его захворавшего брата в восемь часов утра, покинул судно-гостинницу.

Вечерело…

Воробьянинов примостился на скамейке напротив ворот грузового порта и стал ждать. Идти ему было некуда; встречи с матросом Шурой он очень боялся, но другого выхода не было: этот подозрительный матрос был его единственной надеждой.

– Эх! Была, не была! – решил предводитель каланчей. – Все равно пропадать, а тут все-таки есть шанс, что моряк не обманет и вывезет за границу.

Потемнело рано, небо затянули тучи, накрапывал дождь. Ипполит Матвеевич закутался в плащ, натянул шляпу на уши – было холодно.

– Не хватало еще простудиться! – ворчал Воробьянинов, нащупывая бриллиант, зашитый в подкладке френча.

От прикосновений к бриллианту на сердце у предводителя становилось теплее и он успокаивался.

– Конрад Карлович! – вдруг послышался голос. – Пора!

Воробьянинов встрепенулся и вгляделся в темноту, – перед ним стоял матрос Шура.

– Сейчас идите за мной! – жестом пригласил Шура.

Предводитель покорно поднялся со скамейки и последовал за матросом.

Не доходя метров десяти до ворот грузового порта, Шура остановился под ветвями широколистного каштана, поманил к себе Конрада Карловича и сказал:

– У меня сейчас вахта на погрузке, – сейчас подъедут грузовики с тюками хлопка; последний тюк на задней машине я разрежу. Пока я буду проверять головные машины, вы, уважаемый, должны успеть забраться на последнюю машину, и зарыться в хлопок. Только не забудьте закрыть за собой дверь, то есть, придерживать разрез изнутри, пока вас на корабль не погрузят. Все понятно?

– Понятно! – дрожащим голосом ответил Воробьянинов.

– А тепер расчет, Конрад Карлович, – матрос потрепал пассажира по плечу, – как договаривались!

Воробьянинов замялся; Шура подозрительно посмотрел на странного старика и произнес: – В таком случае, пардон, прощайте!

Ипполит Матвеевич встревожено замахал руками: – Вы меня не так поняли! Деньги при мне! – и достал приготовленную пачку из-за пазухи.

Матрос развернул пачку, при свете карманного фонарика быстро пересчитал купюры, удовлетворенно хмыкнул и сказал: – Ждите здесь и помните, как только приедут машины, забирайтесь в последний тюк задней машины и сидите тихо. На борту я вас найду…

Оставив Конрада Карловича в тени каштана, матрос Шура исчез в темноте.

– Ну, вот и все! – решил предводитель дворянств. – Облапошил меня матрос, – больше я его не увижу. Плакали мои денежки! – прижавшись к каштану, Ипполит Матвеевич оплакивал свою страшную судьбу.

Но тут он услышал шум моторов и увидел свет фар приближающейся колонны машин. На подножке передней машины, держась рукой за дверцу, ехал матрос Шура. Когда кузов задней машины поравнялся с каштаном, под которым прятался предводитель, Шура махнул рукой и колонна остановилась. Шура что-то крикнул и все водители, покинув кабины, с пачками бумаг в руках направились в голову колонны.

Воробьянинова била нервная дрож, он не мог найти в себе сил оторваться от спасительного каштана. Но времени было мало и машин в любой момент могли тронуться с места. Согнувшись в три погибели, Ипполит Матвеевич бросился к задней машине, схватился обеими руками за борт и, подтянувшись, перевалился в кузов. Руки его уперлись в брезент. Толкаясь головой и руками в брезент, беглец искал спасительный разрез в обшивке тюка и не находил его.

– Нож! – мелькнуло в голове предводителя.

Собирая чемодан для святого отца, Воробьянинов предусмотрительно положил столовый нож в наружный карман своего плаща, – он достал его и решительным движением вспорол обшивку тюка. Едва зарывшись в хлопок и прикрыв разрез, беглец увидел, как сзади подъезжает еще одна машина, груженная тюками, и понял, что забрался он не в последнюю машину.

– Все в порядке! – услышал Воробьянинов голос матроса Шуры. – Открывай ворота!

Заурчали двигатели машин и колонна въехала на территорию грузового порта. Ипполит Матвеевич, двумя руками придерживая разрезанную обшивку тюка, старался не дышать, чтобы ненароком не выдать своего присутствия. Внутри тюка было темно и душно, хлопок залезал под одежду, в глаза, в рот и в нос. Возникло непреодолимое желание чихнуть, но предводитель держался из последних сил. Машина, громыхая двигателем и подпрыгивая на ухабах и припортовых рельсах, подъехала к месту разгрузки и остановилась под большим портовым краном; началась перегрузка тюков на судно. В кузов машины, где прятался Воробьянинов, забрались стропальщики и зацепили стропы за специальные петли поддона, на котором лежал хлопок.

– Готово! – крикнул стропальщик крановщику. – Вира!

И тут Ипполит Матвеевич не выдержал и смачно, что есть силы, чихнул. – Конец! – пронеслось у него в голове. – Сейчас арестуют, посадят в тюрьму, а затем отвезут в желтый дом.

– Будь здоров, Кузьми! – кто-то громко крикнул у предводителя над головой.

– Спасибо, Петрович! Но я и так здоров, – ответил Кузьмич.

Снова кто-то крикнул: – Вира!

Тюк, в котором прятался Воробьянинов, дернулся и поплыл куда-то вверх. Ипполита Матвеевича сковал страх: – Сорвется тюк с крючка, хлопнется в море, – и даже палата психбольницы представилась ловцу бриллиантов райским местом. Но груз, покачавшись и покрутившись над морем и палубой корабля, прицелился в открытый люк трюма и благополучно опустился на гору ранее уложенных тюков и мешков.

– Все, хватит в трюм! – распоряжался погрузкой вахтенный палубный матрос Шура Балаганов. – Последний поддон крепите на корме, в трюме места больше нет.

Закончив вахту, Балаганов зашел к боцману и, испросив увольнительную до пяти утра, отправился в порт, где его ждали портовые девицы, которых он пригласил в ресторан "Палуба" на прощальную перед отплытием вечеринку.

Со всех сторон Черноморского пассажирского морского порта, в качестве волнорезов, в море выдавались шестидесяти-семидесятиметровые бетонные буны, которые возвышались над водой до нескольких метров. На этих бунах были оборудованы просторные настилы для размещения различных увеселительных заведений, – здесь и располагался ресторан "Палуба": на огромном деревянном настиле находились столики, бар, подиум для оркестра и танцплощадка. Для защиты гостей от солнца и дождя, над палубой натянули тент из голубого брезента с изображенниями обнаженных русалок. Сюда и отправился развеяться после вахты матрос Шура Балаганов; возле входа его встретили рыжеволосые девицы, в сопровождении которых он ступил на палубу "Палубы" вкушать радости ночной портовой жизни.