Сергей Майдуков - Живой товар

Дана Рощина тоже отключилась после того, как ее опрыскали из баллончика. Она красилась в насыщенный черный цвет, и было невозможно понять, какого цвета у нее волосы на самом деле. Серые глаза очень оживляли ее круглое лицо с редкими веснушками на переносице. Оля подозревала ее в лживости и непорядочности. Дана сказала, что работала официанткой, но некоторые моменты в ее поведении и случайные оговорки выдавали в ней проститутку. По ее версии, к ней забрались ночью и одурманили спящую. Может быть. Но почему-то Оля была склонна считать, что Дана сама привела домой любовника. И не для того ли она поселилась в этом районе, чтобы иметь постоянную клиентуру среди иностранных студентов, которые обычно довольно состоятельны, раз могут позволить себе обучение в другой стране?

Сейчас у Даны были месячные, и она почти все время лежала на полу, пялясь в потолок. Оле и Роксане приходилось чуть ли не силой заставлять ее мыться. Помимо лживости она отличалась нечистоплотностью.

Оля страдала в плену от невозможности искупаться и помыть голову. Но не это было самое ужасное. Ее мучила неизвестность. А еще сильнее – те догадки, которые строили девушки насчет своего будущего.

Роксана считала, что их скоро отпустят. Логических доводов в пользу своего мнения она не приводила. Просто говорила, что все это кончится. Мол, черные ребята потешатся с пленницами, возьмут с них слово не болтать и выпустят на свободу. «Может быть, подписку возьмут, что мы трахались по согласию, – говорила она. – Или заставят на камеру сказать, что мы претензий не имеем. Так делают. Я слышала».

Дана предполагала, что их заставят работать станком – так она это называла. Оля Саввич услышала это выражение впервые, но сразу поняла, о чем идет речь, – откуда-то из глубин памяти всплыло слово «многостаночница». Стать проституткой было страшно и противно. Одно дело – отдаваться самой, по настроению, и совсем другое – когда тебя принуждают и берут силой. Кроме того, продажные женщины всегда находились в группе риска из-за всевозможных болезней и тех повреждений, которые им наносили в результате длительного механического (и грубого) воздействия.

Лена где-то читала, будто бы у проституток меняется строение внутренних органов, они теряют возможность рожать и испытывать оргазм. Она объяснила это Оле, но потом сказала, что их, скорее всего, посадят на иглу.

– Как это? – испугалась Оля, вспомнив жуткие истории про пытки в полиции с использованием бутылок из-под шампанского.

– Наркоманками сделают, – пояснила Лена мрачно. – Вколют несколько доз бесплатно, а потом мы сами будем бегать за ними и умолять дать уколоться. Удобно. И девочки всегда под рукой, и тратиться не надо.

Как бы то ни было, Оля понимала, что готовиться следует к худшему. Не для того же их похищали и держали взаперти, чтобы потом извиниться и отпустить на все четыре стороны. Чем более ужасным представлялось будущее, тем радужнее казалось прошлое. Ах, если бы Оля не была такой дурой и умела ценить то, что имела! У нее был жених, оплаченное место в институте, любящие родители, своя комната, сотни милых мелочей, благодаря которым создаются комфорт и счастье. И все рухнуло, все полетело в тартарары из-за глупой размолвки!

Ну захотелось Аркадию пошалить, что из того? Было бы даже прикольно заняться с ним сексом под открытым небом. Так нет, Оля посчитала это выше своего достоинства! Скромница какая выискалась! Вот и сиди теперь, скромница, в этой вонючей дыре и жди, пока тебя не начнут трахать кому не лень.

В институте опытные девчонки шептали, что с неграми получается по-другому, потому что они больше, крепче и выносливее наших парней. Вот скоро Оля узнает, каково это. На собственной шкуре.

Она не была расисткой, но цвет негритянской кожи ей не нравился. Что здесь такого? Вот, допустим, у кого-то родимое пятно на пол-лица, и ты не можешь заставить себя прикоснуться к этому пятну. Чисто физическое ощущение, ничего личного. Или кого-то отталкивают толстяки. Или горбуны. Разве можно ко всем относиться одинаково? Черные ребята могут быть чертовски умными, веселыми, спортивными и музыкальными, однако физически они не привлекают, и в этом нет никакого снобизма. Кого-то они возбуждают, а кто-то предпочитает держаться от них подальше. Оля Саввич относилась ко второй категории.

Она не могла представить себе, что ее целуют большие влажные губы, трогают длинные темные пальцы с розовыми ладонями и подушечками. Ее отпугивал блеск белков негритянских глаз. Да и вообще после всего случившегося Олино отношение к нигерийцам стало весьма предвзятым. И кто в этом виноват? Она или они?

Ее взяли в каких-нибудь ста шагах от дома, когда она – вот дура! – присела на скамейку за детской площадкой, чтобы выкурить сигарету. Всю дорогу, пока она тряслась в автобусе, ей хотелось курить, но такой возможности не было. К тому же Оля крепилась, поскольку решила бросить курить в ожидании беременности от Аркадия. Теперь такая необходимость отпала. Как и все молодые люди, поссорившиеся с партнером, Оля полагала, что это навсегда. На подходе к дому она купила пачку сигарет, зажигалку и устроилась в тени акации.

Неподалеку остановился микроавтобус без окон в салоне. Солнце светило в кабину, и Оля не сразу заметила, что за стеклом сидят двое. Один из них – негр в желтой рубахе, обтягивающей торс, – выбрался оттуда с какой-то бумажкой в руках, посмотрел по сторонам и остановил взгляд на дымившей Оле.

– Здравствуй, – произнес он почти без акцента. – Я ищу нотариуса. Не знаешь, где его офис?

Негр был высокий, опрятный, в белых штанах. Оля ему сдержанно улыбнулась и покачала головой.

– Нет, – ответила она. – Точно не помню. Кажется, там. – Она показала. – Или там…

– Здесь есть адрес, – сказал парень, направляясь к ней с бумажкой в коричневой руке. – Подскажи, пожалуйста.

Он остановился совсем рядом. Оля уставилась в бумажку. В лицо ударили брызги и резкий запах. Больше она ничего не помнила.

Очнулась в машине, когда ее, запихнутую в большой картонный ящик из-под электробытовой техники, выгружали из фургона. Как-то вышло, что она выскользнула из коробки, но ей на голову нахлобучили пакет, так что она ничего толком не увидела. Лишь заметила, что похитителей было трое и все они были чернокожими.

Вот такая история. Короткая и невеселая.

Когда Лора была маленькой, Никонов не мог насмотреться на нее, не мог надышаться ею. Правда, по-настоящему нежные и теплые чувства проснулись в нем, когда дочке было годика два и она начала не только ходить и лепетать, но и связывать слова в предложения. До этого он испытывал лишь приступы любви, перемежаемые вспышками раздражения и периодами тупой усталости от детского крика, необходимости развлекать ее, мыть девочку, кормить, переодевать, ухаживать за ней и следить, чтобы она ничего не натворила, не взяла в ручонки лишнего, не поранилась, не обожглась, не упала.