Константин Кубанцев - Одинокие

Резким движением, загасив недокуренную сигарету, Светлана встала.

«Я стою, уткнувшись в плиту. Я слилась с нею. Я и она – одно целое. Я – стоуввумен! Фантастический агрегат, чье предназначение – достижение неповторимого сочетания вкуса и аромата у единственного в мире напитка. И все безумные затраты на такое изобретение – оправданны! Я наблюдаю за густой коричневой пеной, стараясь не пропустить момент, когда она закипит, и – размышляю. Диме удалось подкрасться ко мне незаметно. Он словно прочел мои невысказанные мысли и тайные желания. Щекотка легкого поцелуя в шею и жар выдоха в ухо… Знакомое тело прильнуло к моему, начинающий твердеть член занял позицию между моими ягодицами, его руки – к их прикосновению я до сих пор по-настоящему неравнодушна – по-змеиному проскользнули у меня под мышками и легли – сначала на живот, а потом, разделившись в направлении своего движения… О-о! Левая кисть, перебирая пальцами, словно они существовали отдельно, опустилась ниже и – еще ниже, и вот – уже почти там, а правая стала подниматься – как альпинист – на возвышенность правой груди… Когда наши раскрытые губы встретились, а языки скрестились и попали – каждый – в чужой рот и обожгли всполохами открытого пламени нежную слизистую неба и щек изнутри, и он в страстном порыве сдавил своими сильными пальцами, не зная о том, мое больное место, тогда я глухо, протяжно и с надрывом завыла:

– А-а-аа.

На несколько секунд я провалилась в пустоту.

Черная тьма густым едким туманом повисла у меня перед глазами.

Я – словно заблудилась.

Затем что-то выплыло с периферии моего мира и промелькнуло, оставив трассирующий след. И он растаял – медленно, нехотя. Но возник звук. Из тишины. Его метаморфоза развивалась по нарастающей – неясный, едва различимый шорох; прерывистое, с неровным тембром шипение, напоминающее свист кипящего чайника, и, наконец, ужасный плач – изнемогающий протест против несправедливости, обида, обреченная на забвение, холодный озноб страха – всё слилось в этой мелодии женской физиологии.

Я открыла глаза и поняла, что слышу свой собственный оглушительный рев и глотаю свои родные слезы, а мой мир, сосредоточенный сейчас в тесном пространстве этой кухни, разваливается на куски.

Я поняла, что я – заболела! Я догадалась, что уплотнение у меня в груди – не гематома, опухоль!

Я с трудом взяла себя в руки, а Дима был напуган до смерти. На короткий получас».

– Ты проспишь, дорогая, – Дима настойчиво тряс Светлану за плечо.

Прежде чем открыть глаза, прогоняя последние обрывки сновидений, она несколько раз моргнула:

– Привет, дорогой.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

Она ответила машинально, еще не поняв – а в самом деле, как же она себя самоощущает?

Да, вроде ничего, могло быть и похуже, осторожно подумала она, боясь сглазить первое впечатление.

И, действительно, распив с Ниной бутылочку коньяку, она выпила и с Димой, а перед сном, чтобы успокоить ходившие ходуном нервы и боль, приняла две таблетки радедорма – обычного бытового снотворного, но, в сочетании с приличной дозой алкоголя, небезобидного…

Неминуемые последствия досадливо присутствовали. Головная боль и головокружение, тошнота, нарушение координации – все имело место, но в легкой, переносимой степени.

«Пронесло, но учту на будущее», – решила Светлана и, потягивая застывшие мышцы, кряхтя и вздыхая, встала.

– Ты опоздаешь, дорогая, – напомнил о себе Дима. (Чашка растворимого кофе и полусгоревшая сигарета в руках).

– Нет, – коротко возразила она. – Твое участие – отклик на мою истерику? Забавно.

– Почему нет? – Дима стоял, прислонившись к косяку туалета.

– Эрзац? – игнорируя его вопрос, спросила Светлана. Впрочем, интонация её голоса была, скорее, утвердительной.

– Кофе! Разницы между той бурдой, над которой ты священнодействуешь каждое утро в течение двадцати минут, и этой – я, к своему счастью, не вижу.

– Ну и дурак! – высказала Светлана свое мнение из-за запертой двери.

– Все, ты уже опоздала, – не расслышав последнюю реплику, перебивая шум спускаемой воды, прокричал Дима.

– Нет, я не опоздала, – упрямо возразила Светлана. Он снова не расслышал.

Исполнив физиологические оправления, Светлана вышла и на немой вопрос, лениво вспыхнувший в Диминых глазах, нехотя ответила:

– На работу не пойду. В больницу поеду. Грудь болит.

– Превосходно выглядишь! – покосившись на Светлану, немного удивленный тем, что она сказала, отпустил Дима комплимент.

– Мужская логика, мужской аргумент! – взорвалась Светлана. – Лишь бы выглядеть приятно! Достаточно хорошо, чтобы услаждать взоры высшей расы. Мужчин! А все, что не снаружи, – не существенно. И нет некрасивых женщин, потому что все некрасивые, старые или больные – незаметные недочеловеки, – она почувствовала желание начать скандал, затеять ссору – настоящую, с матом и битьем посуды, но, вспомнив о вчерашнем вечере, сдержалась. – Надеюсь, не врешь. Но в больницу я все равно поеду. И коль ты все еще мой муж…

Светлана оборвала фразу и многозначительно взглянула на него. Ей показалось, что он покраснел. Она удивилась и снова задумалась: «Так тебе и надо; не знаю, что на тебя нашло; не верю, что ты телепат и угадал моё желание, настроившись на мою волну, нет, не верю, что ты настолько чуток, что уловил мои призывные испарения, не верю! Слишком давно я тебя знаю. Так что же на нас нашло?»

Она опять вернулась во «вчера».

«Через несколько минут мы успокоились. Он плеснул коньяку прямо в кофейные чашечки. Я ополоснула лицо и, не давая никаких объяснений, вновь вернулась к плите.

– Кофе. Хочу кофе, – повторила я. – Кофе – исцеляющий напиток, амброзия, живая вода. Он вмиг вернет мне и здоровье, и душевное равновесие.

Но Дима властным, но осторожным движением, чтобы не задеть мне груди, вновь привлек меня к себе, и я сразу же почувствовала, что его возбуждение не потеряло своей силы и мощи.

Он прижал меня к двери – единственной ровной поверхности кухонного интерьера и, подхватив мою левую ногу под колено и заставив меня эквилибрировать на одной правой …как аиста, как цаплю, бесцеремонно задрал мою юбку до пояса.

– В кровать, – простонала я.

Он словно не услышал. Пальцем он отодвинув краешек моих трусиков в сторону…

Он сразу же набрал бешеный темп. Чередуя длинные удары с короткими, он проникал в меня как автомат.

Я принялась судорожно вращать тазом, стараясь подстроиться под заданный Димой ритм, и – и понеслась по теплым волнам под парусами своего собственного корабля.

Кажется, я кричала. А, может быть, и нет, может быть, слова и неистовые стоны звучали только во мне. Внутри моего помраченного сознания.