Виктория Падалица - Палач 2

Продолжая оказывать любезность в ухаживании за нежданной гостьей, Таня принесла чай с лимоном и тарелку с сахарным печеньем, молча поставила на журнальный столик и тут же вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

Измотанная, заплаканная, с растекшейся по всему лицу косметикой, выжатая изнутри, а внешне промокшая насквозь, я не притронулась к угощению и уснула, буквально только почуяв подушку.

Таня меня растормошила через несколько часов, ближе к семи вечера.

– Эй, вставай. А то Новый Год проспишь.

Перед тем, как лечь спать, я попросила Таню, если вдруг усну, пусть разбудит меня незадолго до того, как куранты пробьют полночь.

Поворочавшись лениво, я повернулась на другой бок, совсем не желая просыпаться. Здесь, в этой квартире и на этом диване, несмотря на разногласия с Таней, я чувствовала себя в полной безопасности и могла позволить себе поспать подольше.

– Катя, проснись. Фархад пришёл.

Только услышала имя своего мужа, я резко распахнула глаза, приняла сидячее положение и оглянулась по сторонам. Ошалевшими глазами посмотрела на Таню, а потом за неё, и в недоумении спросила.

– Где Фархад??? Ты его впустила, что ли???

Таня задиристо ухмыльнулась и покачала головой в знак того, что никогда бы не сделала этого.

– Я пошутила, Катюнь. Иначе тебя было не добудиться. Я над тобой уже полчаса вообще-то стою. Тормошу тебя, тормошу… А ты стонешь себе сладко и дрыхнешь дальше…

Кивнув согласно, как будто так и надо было пытаться разбудить меня, я выдохнула с облегчением и села поудобнее.

– С тобой всё норм? – Таня потрогала мой лоб. – Взмокшая ты какая-то, лицо красное. Не заболела?

– Нет, не заболела вроде. – отвечала я, пребывая в растерянности. – Кошмар приснился. Фух… Жуткий сон какой…

Пытаясь поскорее привести дыхание в норму и оклематься от назойливого ощущения, что это всё происходит не по-настоящему, я протерла глаза и пригладила назад упавшие на лицо волосы. Лоб и впрямь был весь липкий от пота.

Немудрено после сновидений, как у меня, не только вспотеть, но и в окно выйти. Причём, с лёгкостью и без всяких сомнений.

– Куда ночь туда и сон. Днём сны не вещие, так что ничего не бойся. – Таня заботливо подула мне в лицо. – Акклиматизация так плохо на тебя влияет. Ничего, и это пройдет. Ничто не вечно под луной. Даже акклиматизация.

Таня подтянула к себе поднос с остывшим чаем и сладостями, и поднялась с дивана.

– Умывайся и приходи на кухню. Мы тебя ждём. Наташка, соседка моя, о которой говорила тебе недавно, уже здесь. Будет с нами Новый Год справлять.

Сообщив это, Таня вытащила из шкафа чистый халат, положила на диван и ушла, предоставив мне шанс переодеться в её отсутствие.

Ощущая себя ослабленной, не до конца проснувшейся, я переоделась и вяло поплелась сначала в ванную комнату, чтобы смыть косметику и остатки сновидения, а после на кухню.

Таня, Наташка – её разведенная подружка и соседка по лестничной площадке, – и тетя Оля разместились за маленьким столом и готовили праздничные блюда.

Присев на свободный табурет, я кротко поздоровалась с Наташкой, которую видела всего раз за всё время, и несмело предложила свою помощь.

Мне доверили самое простое задание – нарезать в свободной форме продукты для салата Оливье. Но и с этим я особо не справлялась: руки дрожали, сил не хватало на то, чтобы держать нож ровно.

Таня, заметив, что я никак не приду в себя после случившегося и приснившегося, предложила сперва немножко выпить, чтобы расслабить нервы и раскрепоститься для общения.

Я согласно кивнула, посчитав это лучшей идеей из всех возможных здесь и сейчас, и попросила, что налила мне до краёв.

Некоторое время мешкая, я всё-таки произнесла то, что показалось для меня странным сегодня.

– Я видела свекровь свою, бывшую… На остановке сидела. Милостыню просила.

Само собой, я рассказала Тане, что Любовь Александровна стала бомжевать и как-то неадекватно себя повела, когда увидела меня.

Таня не стала развивать эту тему, сразу высказав своё резкое мнение, что Любовь Александровна всего-то чокнулась на фоне стресса, и что она никак не свыкнется с тем, что её сына убили. Подробности о том, кто именно убил моего первого мужа Андрея, который по словам его матери, до сих пор жив, Таня опустила, не став распространяться об этом перед соседкой.

Таню куда больше интересовали детали моего сна, из-за которого я, как выразилась она, сладко стонала и проснулась вся потная.

– Что снилось, хоть вкратце расскажешь? Нам всем очень интересно, какие сны снятся после полугода жизни в раю… – не унималась она, доставая меня этим вопросом каждые две минуты. – Если не хочешь говорить при всех, пойдем на балкон.

– Страсти всякие. Мура в общем. Небылицы. Нечего там рассказывать. Глупости всякие снились. – отмахнулась я, продолжая усердно пытаться красиво нарезать ингредиенты для салата и убеждать себя в том, что этот кошмар не может быть вещим и не несёт в себе никаких предзнаменований.

Поведать правду перед всеми о том, что видела и чувствовала во сне, я не смогла бы даже под дулом пистолета. Это настолько лично, настолько стыдно и волнительно, что лучше будет молчать об этом.

Уснула на свою голову… Лучше б выжрала литр кофе залпом, чем всё это снесла, пусть и не в реальности. Потому что мне приснилось такое, о чем не смогла перестать думать даже находясь в шумной девичьей компании, и в итоге смело напилась уже на этапе подготовки к празднику.

«Темное помещение, задымленное, затхлое и невозможно угнетающее.

Здесь слишком душно, страшно и совсем неприятно находиться. В воздухе, которого недостаточно, чувствуется тяжёлый металлический привкус вперемешку с удушающей каменной пылью и запахом плесени.

Аура смерти обволакивает каждую частичку моего, безвольно дрожащего тела. Невидимое пространство давит на голову, дышать становится труднее с каждой секундой нахождения здесь.

Я знаю это место, и от того становится страшно вдвойне. Я в подземелье особняка «Иллюзии», в одной из пыточных камер, которыми ранее заведовал Фархад.

Ничего вокруг не видно – камера погружена в кромешный мрак. Лишь тонкий луч света белесого падает на меня откуда-то сверху, давая надежду думать, что я не аду.

На мне ничего нет, кроме белой просторной рубахи длиной по щиколотки: в подобном одеянии когда-то очень давно людей вели на плаху.

Хочу поглядеть, откуда исходит тот призрачный холодный свет, но боковым зрением вдруг замечаю Фархада: он появляется из ниоткуда, да так неожиданно, будто сам олицетворяет окружающую меня тьму. Полуголый – только брюки на нем кожаные и тяжёлые ботинки с протекторами, – он подходит ко мне и высокомерно вскидывает голову, рассматривая меня с вычурным наигранным презрением и тайным обожанием; чёрные, как тьма, глаза его сверкают в предвкушении чего-то ужасного, но при этом эротически заманчивого.