Клара Меральда - Пожилая дама в Голландии

После Западного Берлина состав пассажиров нашего вагона сменился. В коридоре и купе слышалась немецкая речь. Вскоре в наше купе заглянул высокий плечистый парень, долго и внимательно разглядывал нас и наш багаж, после чего молча ретировался.

На одной из первых станций в ФРГ блондин вышел, и элегантная дама с явным облегчением вытянула ноги.

– Теперь до самой голландской границы будет спокойно, можно немного поспать, – сообщила жена толстяка и убавила освещение.

Несмотря на утомление, спать мне больше не хотелось, беспрерывное сидение надоело. Я вышла прогуляться по коридору. Во всех купе горели уже только голубые ночники. Мне показалось, что я единственная не сплю в этом вагоне. Но, вернувшись в купе, я увидела, что эта противная Голень тоже не спит, хотя, заметив меня, она тут же закрыла глаза, притворяясь спящей. «Неужели эта идиотка думает, что у меня появится желание разговаривать с ней?» – обозлилась я.

Около семи утра мы проехали голландскую границу. Никто уже не спал, во всех купе слышалось движение, люди ходили в туалет. А я только теперь почувствовала непреодолимое желание спать. У меня всегда самый крепкий сон около семи утра. Я втиснулась в свой угол у окна и тут же уснула.

Проснулась от того, что кто-то теребил меня за плечо. Надо мной склонилась женщина в бордовой кофте.

– Проснитесь, уже выходим.

Я пришла в себя в одно мгновение. Ее толстый муж снимал с полки багаж. Кроме них в купе никого не было.

– Проехали Утрехт? – испугалась я.

– Утрехта еще не было, но мы выходим на следующей станции, поэтому я разбудила вас.

– А вы уверены, что не было, ведь та женщина, – я показала на место рядом со мной, – должна была выйти в Утрехте, как и я.

– Она вышла на первой или второй приграничной станции. Вы ошиблись, наверное. Утрехта еще действительно не было, мы выходим перед ним. До свидания, счастливого пути.

Толстые супруги вышли из купе.

Успокоившись, я достала сигарету. Поскольку я осталась в купе одна, то могла курить не выходя. За окном было бледное серое утро. Только теперь я посмотрела на часы: почти половина девятого. Согласно расписанию через двадцать минут я должна приехать в Утрехт.

Все оставшееся время ушло у меня на приведение в порядок своей внешности. Я заботливо старалась скрыть следы бессонной ночи. Не хотелось, чтобы мой ребенок, увидев меня, тут же воскликнул: «Как ужасно ты выглядишь!», что не раз с ним случалось. К сожалению, я воспитала его жутко правдивым.

Когда поезд подъезжал к станции, я открыла окно и высунулась. Мой сын, оглядываясь, стоял на перроне.

– Войтек! – крикнула я.

Он увидел меня и вскочил в вагон. Я не успела даже поцеловать его, а он уже быстро выносил мои баулы.

Вдруг я с удивлением обнаружила, что на полке нет моей коричневой шляпки от дождя. Вместо нее там лежала лисья шапка с хвостом. Зачем эта мадам оставила свою шапку и взяла мою шляпку? Однако у меня не было времени задумываться над этим, так как Войтек, выставив вещи на перроне, вбежал в вагон, крича: «Чего ты ждешь, поезд уже отходит»! В руке у меня была только набитая дорожная сумка. Я открыла ее, но шапка в нее не помещалась. С незакрытой сумкой и торчащей из нее лисьей шапкой я послушно поспешила из вагона.

Мой ребенок стоял у кучи баулов и смотрел на них с явной досадой.

– Прежде чем я затолкаю все это в машину, придется трижды возвращаться. Зачем ты набрала столько вещей?

– Ты абсолютная копия своего отца, – ответила я сухо.

Войтек занялся перетаскиванием. Огромный перрон пустел. Недалеко от меня стоял мужчина, высматривая кого-то в редеющей толпе пассажиров. Человек, которого он ждал, видимо, не приехал, так как, когда Войтек перенес все узлы, на перроне уже никого не осталось. Проходя мимо, мужчина бросил на меня острый, неприятный взгляд, будто я была виновата в том, что стала свидетелем его напрасного ожидания.

Когда мы уже разместились в машине и Войтек застегнул на мне ремень безопасности, он заметил в сумке, лежащей у меня на коленях, лисью шапку с хвостом.

– О Боже! – воскликнул он. – В чем это ты ходишь?

– Что тебе пришло в голову? Это не моя шапка, а попутчицы, которая вышла раньше.

– Тогда зачем ты ее взяла? Нужно было оставить.

– Но она взяла мою шляпку от дождя. Может, мне удастся ее найти, тогда отдам ей ее шапку, а она вернет мне мою шляпку.

– У тебя есть ее адрес?

– Откуда? Но я знаю, как ее зовут. Янина Голень.

– И как ты думаешь ее найти?

– Не знаю, – призналась я откровенно.

– Вечно ты ввязываешься в какие-нибудь истории…

– Но ведь это она взяла мою шляпку, а оставила свою шапку!

– Знаю я тебя. Потеряла свою шляпку еще по дороге на Гданьский вокзал, если вообще не забыла дома.

– Исключено. Она была у меня на голове, когда я садилась в поезд.

– Тогда наверняка она лежит под полкой в купе.

– В таком случае зачем она оставила свою шапку? Он пожал плечами:

– Просто хотела избавиться от этой дряни.

При выезде из Утрехта движение стало более интенсивным. Перед нами двигались высокие чудовища – грузовые машины. Войтек, злой от того, что не может их сразу обогнать, ругался себе под нос. Когда он был маленьким, то уверял меня, что склонность к плохим словам пройдет у него с возрастом.

– Обязательно нужно обгонять? – спросила я его.

– Обязательно. Я ужасно хочу спать. Вчера до трех ночи мы были в гостях у соседки. Но самое ужасное то, что Эльжбета застигла меня, когда я целовал хозяйку дома. Конечно, она разозлилась и чувствует себя оскорбленной…

Хорошенькое начало!

– Ты плохо воспитан, – сказала я. – Чужих женщин не целуют в гостях, если пришли туда с собственной женой.

– Но это же ничего не значит! Меня даже угрызения совести не мучают.

– Тем хуже, – огорчилась я. – Угрызения совести свидетельствуют о том, что игра не стоила свеч или же удовольствие было сомнительным.

– И ты против меня? – обиженно посмотрел он в мою сторону. – Я спал всего три часа, чтобы тебя встретить…

– А я спала полтора из двадцати двух часов, которые толкалась в поезде, чтобы дать тебе возможность встретить меня. Может, все-таки сочтешь, что мы квиты, и перестанешь обижаться?

Не подлежало, однако, сомнению, что моему ребенку плохо и ему нужно помочь.

– Ты принимал аспирин? – спросила я с материнской заботой.

– С чего бы это я стал его принимать? Я не простужен.

– С похмелья аспирин очень помогает. Мне нужно было сказать тебе об этом, когда я тебя воспитывала.

– А что помогает от плохого настроения жены? Ну и вопрос!

– Любящий муж, – ответила я неуверенно. Не могла же я ему сказать, что ничего.

Автострада бежала по местности, гладкой, как стол. Мимо проносились поселки, ветряные мельницы, пастбища, пестревшие коровами, но я совершенно не обращала на все это внимания, глядя с мягкой грустью на любимый профиль моего страдающего с похмелья ребенка.