Сергей Мартин - Год Палача

Предупредив Олега, что отправляюсь по делам, я покинул фирму и, заехав по пути в магазины, вскоре уже звонил в дверь квартиры, где жила Мария – вдова Володи. Я знал, что в этот день она всегда дома, потому не стал созваниваться заранее по телефону, и не ошибся. Она открыла дверь и, близоруко щурясь, взглянула на меня.

–– Саша?!

–– Я, Маша…

–– Боже мой, откуда ты?! – все ещё не веря своим глазам, воскликнула она, обнимая меня.

–– Оттуда, Машенька, оттуда…

Она отступила вглубь коридора, увлекая меня за собой и закрывая дверь.

–– Ну проходи, раздевайся… У НЕГО уже был?

–– Нет, Маша, ещё не был. Я думал, что мы поедем все вместе… У меня машина во дворе, – ответил я. – А где сыновья?

–– Они будут вечером. Ты останешься?

–– Да, конечно… Может, пока съездим?

–– Да–да, я сейчас… – засуетилась она, снимая с вешалки плащ и на ходу вспоминая, что нужно взять с собой.

–– Не беспокойся, я всё приготовил, – сказал я и поставил пакеты на пол. – А вот это прибереги на вечер…

Могила Володи находилась на дальнем конце огромного Центрального кладбища, и мы долго шагали по узкой тенистой аллее, а над головами тихо шумели сосны, роняя на нас крупные капли слез. Свернув на тропинку, мы пошли меж могил, отыскивая Володину. Вот и она – за выкрашенной серебрянкой стальной оградой ухоженный холмик и скромный памятник с табличкой – всё, что осталось от отличного парня, настоящего друга, любящего отца и мужа…

Я передал цветы Марии, и она положила их на могилу, а потом мы постояли в скорбном молчании, вспоминая тот день и с трудом сдерживая эмоции. Маша смахнула набежавшую слезу и тихо сказала:

–– Ну что, давай помянем…

Я достал бутылку водки и, распечатав, налил в пластиковые стаканы, а потом отрезал ломти ржаного хлеба и, поставив "сто грамм" на могилу Володи, молча подал стакан Маше. Мы выпили и снова помолчали, думая о нём.

Уходя, я задержался на мгновение и тихо прошептал над могилой:

–– Спи спокойно, друг. Настала пора возмездия, ты будешь отмщён… Клянусь, каждый получит по заслугам.

Наверное, это выглядело как в кино, но я говорил от души. Уже сидя в машине, я спросил Марию:

–– Ну, как ты живешь?

–– Да ничего, всё нормально… Спасибо тебе, что не забываешь нас. Я даже не знаю, что бы делала без твоей помощи, Саша. Ты столько сделал для нас…

–– Ну что ты! Какие могут быть счеты между нами? – я достал из кармана пачки долларов и протянул ей. – Возьми, это вам.

–– Нет–нет, я не могу… – запротестовала она. – Это излишне…

–– Маша, я не обеднею, ты знаешь, а тебе парней ещё в люди выводить, да и самой на себе крест ставить не нужно, ты же молодая, красивая женщина.

–– Так уж и молодая? Нет, Саша, я была молодой и красивой, пока был Володя, а сейчас я – старуха. По крайней мере, внутренне… – она беззвучно заплакала, утирая слезы платком.

––Не надо, Маша, – попытался её успокоить, – Володю не вернуть, а ведь жизнь продолжается. Пока я жив, буду помогать вам всем, чем смогу. Это мой долг перед ним. И давай договоримся, что ты не будешь отказываться, а наоборот, если возникнут какие-нибудь проблемы – сообщишь мне. Хорошо?

–– Хорошо, Сашенька, – ответила она с благодарной улыбкой. – Ты –наш ангел–хранитель. А сам–то как поживаешь? По–прежнему один или на личном фронте перемены?

–– Один…

–– А Катя? Она–то как? Вы видитесь?

–– Катя в порядке. Я купил им дом под Берлином и помогал первый год, а потом она сама устроилась в крупную солидную фирму и сделала карьеру. Теперь ей моя помощь ни к чему, отказалась… Дочери помогаю, она у меня умница, учится сразу в двух университетах. Видимся, правда, редко…

Мы проговорили всю дорогу до самого дома, а потом на кухне, где я помогал Марии приготовить стол для поминок. К вечеру собрались близкие родственники и друзья, и мы помянули Володю.

–– Прощаясь с Марией, я сказал ей тихо, протянув листок из блокнота:

–– Маша, вот мой адрес и телефон здесь, если что – звони… И ещё у меня к тебе просьба…

–– Да, всё что угодно, – с готовностью ответила она.

–– О том, что я в городе, не говори никому. Я здесь инкогнито. Хорошо?

–– Хорошо… А почему, Саша? – спросила она обеспокоенно.

–– Так нужно. Мало ли что… Дойдут слухи до… тех гадов – будут проблемы.

–– Понимаю… Можешь не волноваться, никто не узнает.

–– Спасибо, Маша. Да, я ещё хотел тебя спросить вот о чём. У тебя сейчас машина есть?

–– Только Володина "шестерка". "Вольво" я давно уж продала.

–– Значит, в гараже есть место?

–– Бокс же двойной. Он тебе нужен?

–– Может понадобиться.

–– Я дам тебе ключи. Можешь пользоваться. Машиной тоже.

–– Спасибо, Маша, мне машина не нужна.

Она принесла ключи, и, ещё раз попрощавшись, я вышел из квартиры.

Створки лифта лязгнули за спиной, и кабина заскользила вниз со стоном и ворчанием, позвякивая на этажах конечными выключателями. Через минуту всё смолкло, лишь откуда–то снизу едва доносилась музыка, монотонная и пустая, бухающая тремя аккордами в аккомпанемент хрипатому певцу, бесконечно повторяющему одну и ту же фразу. Видимо, в какой–то свободной от "шнурков" хате балдела молодая поросль, заблевав и заплевав всё, что только возможно, от чрезмерного влияния дешёвой бормотухи. Возможно, детки баловались и травкой, но мне было всё равно. С этим, увы, давно свыклись.

Я быстренько поднялся выше и на секунду остановился возле уходящей вертикально вверх стальной лестницы, прислушиваясь к звукам подъезда. Где-то хлопнула дверь, послышалось чьё–то ворчание и переругивание, громыхнула крышка мусоропровода и по длиннющей трубе полетели вниз банки–склянки, гремя и звеня целую вечность, пока не пи тигли самого дна. Кто–то смачно высморкнулся на бетонный пол площадки, сплюнул и витиевато выругался матом в адрес дражайшей половины, прошаркали шлёпанцы, хлопнула дверь, и снова затихло. Сквозняк донёс до ноздрей кисловатый запах из неприкрытого мусоропровода и я, поморщившись, поспешил наверх.

Крышка люка, обитая оцинковкой, была довольно тяжёлой, но открылась тихо, и я пролез в чёрную пасть проёма, зацепив сумкой за её край. Ремень соскользнул с плеча и повис на локте. Сумка глухо стукнулась о лестницу, и я едва не выругался от досады. Тихо закрыв люк и очутившись в кромешной тьме, я достал из кармана фонарик и посветил вокруг. Дверь, выходящая на крышу, была в нескольких метрах от меня, а припасенный заранее кусок арматуры лежал прямо под ногами. Заблокировав люк, я осторожно прошёл к двери, стараясь не запачкаться в пыли, обильно покрывающей всё вокруг, и вышел на плоскую кровлю.

После затхлого воздуха подъезда, полного весьма специфических запахов людского муравейника, ночной ветерок, тронувший лицо приятной прохладой, показался почти горным, девственно чистым. Сюда, на крышу шестнадцатиэтажки, не долетала городская пыль и выхлопные газы. Ветер оказался несильным и ровным, светила почти полная луна, и видимость была отличной. Пока все складывалось очень неплохо.