Гэвин Лайл - Венера с пистолетом

Он пожал плечами и развел руками.

– Мораль? Возможно, Ван Меегерен и выказал какую-то мораль, когда подделывал картины Вермейера и продавал их немцам. Но потом голландское правительство обвинило его в сотрудничестве с оккупантами и ему пришлось признаться в подделках, чтобы снять с себя обвинение. Но его все равно посадили в тюрьму. Нет, наверное истинная мораль заключается в том, что власти всегда выигрывают.

Я допил вино.

– Однако ван Меегерен в любом случае подделывал бы картины Вермейера, верно? Независимо от того, была Голландия оккупирована или нет.

– Правильно. Он начал заниматься этим перед войной. Это был странный бизнес. Мои друзья, которые лучше знают Вермейера, говорят, что картины были очень плохие. Конечно, так они говорят сейчас. – По лицу его скользнула улыбка.

– Однако я считаю, что Ван Меегерен был последним настоящим специалистом по старым мастерам, не так ли? Я хочу сказать, что сейчас никто не станет подделывать старых мастеров, учитывая все эти спектрограммы и рентгеновские лучи и что там еще напридумывали. Что же касается современных художников – Пикассо, Миро и прочих, – думаю, можно пойти в те же самые магазины и купить такие же картины, как написанные ими. Вы сами только что говорили, что никакие спектрограммы не помогут обнаружить подделку. И не настолько хорошо еще освоены рентгеновские методы, чтобы обнаружить разницу, верно?

Он пристально посмотрел на меня.

– Я вас слушаю. Продолжайте, пожалуйста.

Я наклонился вперед и плеснул еще немного вина в свою рюмку.

– Ну, работы Пикассо и Миро вы можете проверить, авторы еще живы. Но в случае с теми, которые уже умерли, вам остается положиться на эксперта. Если он скажет, что все в порядке, это будет означать, что действительно все в порядке: вы покупаете картину. Не имеет смысла спрашивать еще чьего-то мнения. Ведь речь идет о каких-то десяти тысячах фунтов, двадцати – ну, может быть, до пятидесяти, сейчас цены такого порядка. Это не цены картин Вермейера или Микельанджело. Но если у вас есть эксперт, я имею в виду человека с именем, заслуживающего доверия, то его оценка даже немногих картин должна на соответствующем уровне оплачиваться. Ведь просто глупо, если он дает оценку картины, стоящей пятьдесят тысяч фунтов, и ни черта не получает за это! Вам когда-нибудь приходилось встречать бедного биржевого брокера или страхового агента? Почему же в случае эксперта – искусствоведа все должно обстоять иначе?

– Давайте возьмем вас – просто для примера. Готов держать пари, что за год вы могли бы заработать больше денег, чем вам приходилось видеть за всю жизнь. Вы могли бы уйти на пенсию и жить в шикарном доме где-нибудь в Антибе и еще осталось бы достаточно денег, чтобы купить несколько настоящих произведений искусства и любоваться ими. Для человека вроде вас, я бы сказал, достаточно иметь незапятнанную репутацию, верно?

Теперь он разглядывал меня всерьез; он делал это настойчиво и внимательно, но на его лице было не больше выражения, чем в тусклых бликах толстых стекол его очков.

– Вы делаете мне – как бы это сказать – нескромное предложение?

Я поморщился.

– Нет, ради Бога; я не собираюсь прыгать с вами в постель. Я просто говорю, что было бы вполне логично для человека вроде вас воспользоваться такой возможностью. Если кто-нибудь сведет его с нужными людьми.

– С нужными людьми, – медленно повторил он. Потом кивнул. – Понимаю. Такими, как Гарри Барроуз?

– Гарри – просто пример. И он довольно подозрителен; может принять вас за провокатора, если не найдется кому должным образом вас представить. И вы не захотите – я хочу сказать, человек, о котором мы говорим, не захочет – работать только на одного продавца. Это уже само по себе скверно выглядит. Вам нужно достаточное количество продавцов – но понадобится и человек, который мог бы назвать нужных людей, верно?

Он не спускал с меня глаз.

– И этот человек, по всей вероятности, потребует за услуги десять процентов?

Я покачал рюмкой.

– Большую часть работы придется делать на континенте. Скажем, пятнадцать процентов.

– Я знал, что вы плут, – осторожно заметил он. – Но не знал, что такого сорта.

– Ну, скажем, двенадцать с половиной.

– Я этого не говорил!

Он выглядел возбужденным. Я допил вино и поднялся; легко возбудимые люди часто способны на неожиданные поступки. Предпочитаю оказаться на ногах, если ему придет в голову что-то неожиданное.

– Ну, в самом деле это ведь не слишком отличается от ваших занятий в данный момент, – успокаивающе заметил я. – Хочу сказать, от вас потребуется только высказать свое мнение. В любом случае так делает любой эксперт; это совершенно нормально. Готов держать пари, найдутся люди, которые скажут, что Сикстинская капелла была расписана не Микеланджело, или Тицианом, или кем-то там еще. А если ее выставят на продажу, абсолютно уверен, что я смогу найти таких людей. Давайте вспомним про ребят, которые сказали, что работы Меегерена являются работами Вермейера. Они просто ошиблись. Но ведь бедные слюнтяи даже ничего с этого не получили. Такое может случиться с кем угодно. Я хочу сказать, что вы не знаете, что эта картина Миро в самом деле является картиной Миро, если не стояли позади него, когда он рисовал ее, верно? Просто вы высказываете свое мнение. Поэтому смотрите на это как на операцию по страхованию; в один прекрасный день вы можете ошибиться, совершенно искренне ошибиться. И это может испортить вашу репутацию. Так почему не заработать, воспользовавшись вашей репутацией, пока она у вас есть?

Он тоже поднялся, двигаясь, как плохо управляемая кукла. Видно было, что внутри он весь кипел, но старался сдерживаться и только «Foutez le camp!» [6]с шипением сорвалось с его губ. – Et ne… [7]– Я не желаю вновь встречаться с вами. Не только снова, никогда. Allez! [8]

– Если вы этого хотите… Но боюсь, что вам еще придется столкнуться со мной, дружище. Пока дело не будет закончено. Давайте поддерживать связь, как договорились. Я обещаю больше не делать нескромных предложений, хорошо?

– Foutez [9]!

Ну, я и футировал [10].

Вернувшись в номер я налил себе виски, чтобы смыть привкус вина, и занялся анализом достигнутых результатов. За последние двадцать четыре часа я убедил мисс Уитли в том, что являюсь кровожадным убийцей, и Анри – что могу свести его с любым человеком в Европе, подделывающим картины. Ну, пока это не помешает им сотрудничать со мной профессионально, нет надобности изменять донне Маргарите.

Это напомнило мне, что я нужно сделать: я позвонил Карлосу в Долен. Услышав меня, он не проявил чрезмерной радости.

– Когда возникнет необходимость связаться, мы сами вас найдем.