Алексей Мальцев - Резюме по факсу

Я ничего не понимал. После такой ночи! Задремали мы под утро, практически до пяти часов «оттягивались по полной», дважды в душ ходили, даже простынь сменили… Мы были единым целым. Несколько часов назад! И вдруг сейчас…

Страх, видите ли!

«Обыкновенная бабская блажь, не более. Повременить, в принципе, можно. Знакомство с родителями, оно никуда не денется» – подумал я в тот момент, а вслух произнёс успокаивающее:

– Подожди, вот слетаем в Болгарию, и ты всё по-другому…

– Слетать-то слетаем, – перебила Алина, поднимаясь с кровати во всей своей обезоруживающей наготе. – Но будет ли по-другому… Не уверена. Всё, мне пора на работу.

С этими словами она выскочила из спальни.

Мы встречались к тому времени уже полгода, о поездке в Болгарию я начал разговор ещё весной. И сегодня наконец последний рабочий день и у меня, и у неё. Отпускные на карту перечислены, путёвки в кармане…

– Федюнчик, кофе остынет, не разлёживайся! – донеслось с кухни.

Я вскочил, натянул трусы и, пошатываясь, прошлёпал в ванную. Контрастный душ – то, что приводит меня в чувство по утрам второй десяток лет. Растеревшись полотенцем, я вышел в прихожую в надежде чмокнуть любимую на дорожку, но вместо этого различил стук её каблучков по ступенькам.

На работе в тот день всё протекало до жути банально: парочка плановых операций, одна экстренная, посмотрел старушку с варикозом, прооперированную накануне… Возвращаясь с утренней линейки [1] То же, что и оперативка. , встретил в поликлинике своего бывшего руководителя секции по пулевой стрельбе Льва Митрофановича Паскаря. Он был старше меня лет на десять, выглядел молодцом – сухой, поджарый.

Взяв меня под руку, Лев Митрофанович тихо поинтересовался:

– Объясни мне, Фёдор, как на духу: что такое болезнь… Паркинсона? С чем её едят? Слышал, какой-то американский актёр ею заболел.

– Точно, заболел, – кивнул я, тщетно пытаясь припомнить, когда в последний раз видел своего тренера по стрельбе. – Майклом Д. Фоксом его кличут. А суть болезни в том заключается, что прекращается выработка одного гормона… противосудорожного, и у больного начинают трястись руки… А потом и ноги, и голова.

– И что, никакого чудодейственного средства нет? – не отставал Паскарь, фактически проводив меня до ординаторской.

– Средств много, только эффект от них временный. Иногда случается, что недостаточный, – я положил руку ему на плечо и, зажмурившись, промурлыкал: – А может, засядем как-нибудь в «Камских огнях», оторвёмся на один вечерок, а? Вспомним, как мы под вашим чутким руководством на соревнованиях первые места брали. А вы что же, Лев Митрофаныч, никак заболели?

– Да вот, понимаешь, обнаружили… И откуда что берётся?! – Паскарь стал перетаптываться с ноги на ногу. Честно признаться, услышанный диагноз никак не вязался с его спортивной фигурой.

– Не верится как-то, – развёл я руками.

– А может, Фёдор, лучше на охоту? Знаю, ты большой любитель… Оно мне как-то ближе ресторана. Ты, наверное, и сейчас из пятидесяти сорок пять без натуги выбьешь?

– По мишеням не лупил с прошлого года, – смутился я. – Но конкуренцию вам непременно составлю.

Что верно, то верно: каждый сентябрь мы с ребятами охотимся. То на пернатую дичь, то на боровую. Карабин «Тигр-9» – моя эксклюзивная гордость с оптическим прицелом. Бьёт без промаха хоть с двухсот, хоть с трёхсот метров. Но в этом сентябре мне, похоже, придётся отступить от традиций.

Вспомнив о Болгарии, я сладко зажмурился. Да, пора вносить коррективы в личную жизнь. За тридцать, как-никак, ждать дальше некуда. Хватит, нашорохался в одиночку, время якорь бросать.

Вернувшись на грешную землю, пожал Митрофанычу руку и направился по коридору в стационар, почти тут же забыв о своём бывшем тренере по стрельбе.

И вот стою я на крыльце поликлиники и боюсь поверить, что впереди – несколько недель безоблачного ничегонеделанья, скрашенных присутствием моей Алинки. На душе – лёгкость, хоть отталкивайся от земли и лети, куда глаза глядят.

Если бы не «лежачий полицейский»! Так у нас называют асфальтированные валы на дорогах, которые специально «накатываются» у пешеходных переходов, чтобы водители скорость снижали.

Еду на своём «сандеро», слушаю последние новости, насвистываю что-то себе под нос. Теперь-то я понимаю, что злоумышленники не зря выбрали место перед «лежачим полицейским»: все машины там притормаживают. Когда впереди отпуск – вообще ни о чём плохом не думается.

В момент торможения к заднему бамперу кто-то прицепил железяку, она загрохотала. Словно бампер отвалился, кое-как держится. Я же вместо того, чтобы подумать, что всё это неспроста, тотчас остановился, выскочил, обежал машину, но рассмотреть ничего не успел, – получил удар по затылку и плашмя повалился на асфальт. Кинжальная боль в локтях на какое-то время прояснила мозги.

– Что ж ты, тварь, делаешь, – угрожающе зарычал я, становясь на четвереньки. – Да я тебя сейчас!.. Да я!..

Кажется, меня пинали подростки. На фоне серого неба я различал несколько маячивших голов. Помню, старался укрыть руками голову, но получалось не очень. Удары сыпались со всех сторон. Мне ещё хватило сил подняться, размахнуться, но ударить было не суждено: противник профессионально мне «встряпал в разрез». Нокаутировал, короче.

Потом была череда из вспышек света и провалов в темноту.

Потом – одна сплошная темнота, без вспышек.

«Кто ж так стрижёт, цирюльник хренов! – захотелось мне крикнуть, но я не смог. Просто не сумел привести в действие голосовой аппарат, пошевелить рукой или ногой. – У меня и так всё болит, словно в серной кислоте искупался!»

«Чикали» ножницы, кто-то больно дёргал мои волосы, собирая в пряди и отстригая. Парикмахерская, короче. Только темнота вокруг, хоть глаз выколи, и тело – как после недельного шастанья по болоту в поисках клюквы или морошки. И что это за парикмахерская, где стригут лёжа?! И курить чертовски хотелось, прямо невыносимо!

Запредельными усилиями я открыл глаза и увидел… запотевшие очки бывшего однокурсника, а теперь коллеги, Ильи Кабачного. На его переносице виднелись капельки пота, всё остальное было закрыто маской и колпаком. Он занимался несвойственным ему делом: стриг мои волосы. Скажи мне об этом кто-то в институте, я бы поднял его на смех.

– Очнулся, космонавт? – улыбнулся он, увидев мои нечеловеческие попытки удержать веки в открытом состоянии. – Ну и напугал ты нас! Черепно-мозговая в развёрнутом виде, хоть студентов по тебе учи. Всё, как в лекциях профессора Денисова. Не забыл ещё?

– А машина? – прохрипел я высохшими связками. – А бумажник? Мобильник, наконец?