Алексей Мальцев - Резюме по факсу

– Про это ничего, Саныч, не знаю, – был ответ. – Ты бы помолчал пока, в твоём положении разговаривать не рекомендуется. Видишь ведь, каким ответственным делом занимаюсь!

Хорош диалог, ничего не скажешь, и главное – информативен. Я закрыл глаза и попытался осмыслить своё положение. «Космонавтами» у нас в клинике называют очень тяжёлых больных, тех, кто «бога видел» и чуть ли не с того света вернулся на грешную землю. Значит, моё состояние – не ахти. Вспомнив все подробности «поездки», я ужаснулся: неужто спёрли машину и деньги?! Неужто с поездкой в Болгарию придётся повременить? Ужаснувшись своему незавидному положению, я вновь провалился в небытие.

Жуткие догадки подтвердились в течение следующих суток пребывания в реанимации: машину у меня угнали, бумажник с банковскими картами и мобильник свистнули.

Алина не появлялась, звонки домой и ей на сотовый, куда по моей просьбе звонили коллеги, не приносили никакого результата: девушка, с которой я собирался в будущем связать свою судьбу, словно испарилась. Если отсутствие её на работе объяснялось отпуском (мы договаривались взять отпуск одновременно), то отсутствие в других местах объяснению не поддавалось и рождало в моей душе всевозможные опасения. А вдруг и с ней что-то случилось?! Обзванивать больницы и морги я чисто физически не мог. Неизвестность угнетала, выводила из себя.

Прибавьте ко всему этому отсутствие нескольких зубов, страстное, изматывающее желание курить, – и вы поймёте, каково мне было.

Едва я смог внятно излагать свои мысли, ко мне пожаловал полицейский. Как я понял, он бы явился и раньше, просто его не пускали.

– Старший лейтенант Земляков! – отрапортовал коренастый, слегка седеющий брюнет со сбитой, как у Бельмондо, переносицей. Пересказав ему вкратце всё, что со мной произошло пару дней назад, я настолько утомился, что вынужден был после рассказа взять пятиминутный «таймаут».

Тщательно записав мои сумбурные показания, а также модель, цвет и госномер моей машины, Земляков «успокоил», что я не единственная жертва «бомбистов», что очень скоро их задержат, и тогда все мои данные пригодятся. Поинтересовавшись также – застрахована ли моя машина от угона, он пообещал найти её в ближайшие сроки.

После чего, попрощавшись, покинул палату реанимации.

Что ж, подведём неутешительные итоги.

Меня «отдубасили» так, что из стационара смогу выписаться не скоро. Кроме физических увечий, мне причинили также имущественные: лишили денег, личного транспорта и средств связи в виде сотового телефона. На эту и без того гнусную картинку наслаивается дискомфорт личного плана: моя девушка исчезла, вот уже более трёх суток не давала о себе знать! Если учесть, что до этого мы с ней не расставались больше, чем на полдня, можно представить, каково мне было коротать дни и ночи, не зная, жива ли Алинка!

Следовало, конечно, сообщить родителям, которые с апреля по октябрь обычно жили на даче, но я не спешил их «радовать». Думал, вылечусь, выпишусь, вставлю выбитые зубы, потом и сообщу подробности. А то они у меня оба гипертоники, лишний раз нервировать их мне не хотелось.

Едва меня перевели из реанимации в обычную палату, коллега Кабачный решил меня обрадовать:

– Не так всё паршиво, Саныч! Крови в спинномозговой жидкости у тебя нет, на глазном дне – без изменений. Моча, опять же, в норме. Думаю, через недельку будешь, как огурчик, а пока есть время поразмышлять о прожитом. В другие-то дни всё недосуг… Глядишь, философом станешь.

– Что ты имеешь в виду, изверг?

– Неизвестность с твоей Алинкой, – осторожно уточнил коллега. – Друзья, как говорится, познаются в беде. Сейчас снова позвонил ей на сотовый, безрезультатно.

Я грустно улыбнулся, забыв на время, что зубная формула у меня отнюдь не та, что была неделю назад.

– Зубки вставишь, опять же, – не преминул заметить Илья.

– Григорич, не мути воду, а, – взмолился я. – И так паршиво, а ты лишний раз подчёркиваешь мою ущербность.

Я обхватил голову руками, закрыл глаза и постарался собрать воедино всё положительное, что у меня оставалось на тот момент. Выходило не густо. Ощущение было такое: шагни я ещё чуть-чуть в том же направлении, и крыша съедет окончательно. Возврата назад не будет, я останусь в зазеркалье пожизненно.

– И ничего я не подчёркиваю, – вернул меня к действительности бывший однокурсник. – Тут к тебе товарищ сватается, вроде как из другого отделения, в пижаме… Вот я и думаю, пускать или нет?

– Это мой тренер по стрельбе, Лев Митрофаныч, – догадался я. Настроение тотчас поднялось: хоть один человек мной интересуется! – Пусти, конечно, не жлобствуй.

На этот раз Паскарь был в пижаме, из чего я сделал вывод, что его всё же госпитализировали к нам в неврологию.

Правда, вести себя он стал иначе – совсем не так, как неделю назад в поликлинике.

– Видишь, Федюнь, как всё обернулось-то, – развёл руками бывший тренер, усевшись в кресло у окна. – Плакала твоя Болгария, да и деваха… неизвестно где и с кем.

– Что вы имеете в виду? – насторожился я. – Алинка ни с кем, кроме меня, не будет, за это отвечаю головой. И отбросьте свои грязные намёки.

– Голова твоя, видать, недорого стоит, раз ты отвечаешь ею за то, чего не знаешь. Гляжу я на вас, – философски заметил он, закинув ногу на ногу. – Тех, кого тренировал, вырастил, можно сказать. Кто-то быстро перестроился, мобилизовался, свой бизнес раскрутил, владеет чёрт-те чем на заморских побережьях… А кто-то, вроде тебя, как был мудаком-идеалистом, так им и остался. Хотя я в своё время говорил: жизнь – не мишень, деньги – не пули, нельзя всё класть в одну корзину!

– Лев Митрофаныч, вы что, морализаторствовать ко мне пришли? – я резко присел на кровати, отчего голова слегка закружилась. – Так зря стараетесь, и без того на душе кошки скребут… Полная неизвестность, она хуже…

– Все твои проблемы выеденного яйца не стоят, – перебил вдруг жёстко Паскарь. – И неизвестность тоже. Можешь мне поверить в первом чтении. У девахи твоей очередной заплыв, не более… Разумеется, налево. Накувыркается, очухается и приползёт, не сомневайся. Если нужны доказательства, я раздобуду их в два счёта, но лучше обойтись без них. Просто сделай вид, что ничего не случилось. Ты спросишь, откуда мне известны эти подробности? Не всё ли равно?!

Я сидел, пригвождённый к кровати услышанным, подыскивая слова, чтобы достойно ответить. Бывший тренер тем временем вскочил с кресла и начал расхаживать по палате, шаркая беспятыми тапками. Жилистый, поджарый, с горящими глазами – он даже в поношенной пижаме смотрелся элегантно, совсем как в школьные годы.

– Из моих уст, Федюнчик, можно выслушать любую правду, какой бы горькой она не была! – Паскарь погрозил мне пальцем, как не раз случалось в юности, когда все пули шли в «молоко», потом вновь опустился в кресло, где сидел минуту назад. – Если б ты помнил хотя бы сотую долю моих наставлений, не валялся бы сейчас, как парализованный глист в медленно высыхающем дерьме.