Федор Московцев - Темные изумрудные волны

— У меня тоже было такое, когда я увольнялся из Бюро СМЭ, — сказал Андрей.

— Ты уволился, и что потом? Как ты справился с усталостью?

— Да так, — уклончиво ответил Андрей, не рассказывать же в присутствии жены про Абхазию, — двадцать четыре года — это не тридцать шесть.

Отодвинув пустую тарелку, Олег налил всем вина, и поднял тост за Мариам, а в лице её и за свою супругу, с которой прожил уже пятнадцать лет, и за это время она стала ему почти как родственница, — родная душа. Все выпили.

Андрей вспомнил недавнее признание Олега — у него не было близости с женой полтора года. «Мы с ней как родня, а родственников не трахают», — сказал он тогда.

«Неужели так бывает?» — удивился Андрей.

Чтобы выручить Мариам, он попросил её рассказать Олегу про поездку в Израиль. В любой компании Мариам нравилось описывать всё, что касалось их взаимоотношений с Андреем, особенно свадьбу и свадебное путешествие. И она приступила к рассказу. Во вступлении прозвучало то, что именно в этом ресторане произошла их помолвка.

По мере того, как повествование приближалось к посещению Стены Плача, Андрей всё больше хмурился. Он отчётливо вспомнил знойный день, бронетранспортёр, пёструю толпу, и выдранный из блокнота листок в клеточку. Собираясь написать на нём стандартный набор пожеланий — успех в делах, семейное счастье, здоровых красивых детишек — в последнее мгновенье он вдруг передумал, и написал следующее:

«Ещё хотя бы раз увидеть Катю».

И, свернув листок, вложил поглубже между камней.

Сменили музыку. Зазвучали завораживающие переборы гитары, зацикленные синтезаторные секвенции, лиричная труба, фортепиано. А уникальный бархатный голос брал испепеляющей искренностью, эта вычурная баллада ни секунды не звучала вульгарно.

«С каждым по отдельности было бы намного веселее, надо было послушаться Мариам, и не тащить её с собой», — подумал Андрей.

Всё было как-то буднично и немного выспренно; и если что своеобразно оживляло атмосферу, так это господствовавшее в зале тревожное ожидание, будто вот-вот что-то оборвётся — музыка, ночь, те силы, которые всё удерживали в равновесии. Впечатлительный гость чувствовал сразу, что чего бы он ни искал здесь, ему вряд ли удастся это найти.

Стало вдруг темно, но почему, не упала ли туча? Или в глазах потемнело?

В дымном, пропитанном острыми ароматами пищи сумраке ресторана зазеленело платье приближавшейся к их столику девушки, точно тёмные речные волны ворвались снаружи.

Андрей словно не глазами её увидел, а незрячим сердцем. Он видел её, не видя ни черных туфель на высоких каблуках, ни зелёного платья, ни её глаз и лица, ни её рук и плеч, ни изумрудного ожерелья на её груди, напоминавшего застывшие капли озёрной воды.

Он закрыл глаза и вновь открыл их, чувствуя величайшую муку и величайшее счастье жизни, и готовность вот тут же, сейчас умереть. Для того, чтобы заново пережить счастливое чувство, и превзойти его новыми ощущениями, — оказалось, не нужно было ни зрения, ни мыслей, ни слов. Только ощущение близости любимого человека, осознание, что он рядом, и тепло его касается тебя.

На мгновение лицо Андрея озарилось несказанной радостью. И тут же омрачилось — он был не один.

Она села напротив Андрея, и, посмотрев в сторону Олега и Мариам, сказала с вызовом:

— Я — Катя.

И перевела взгляд на Андрея. И тогда он увидел, что она пьяна. Сигарета в руках её дрожала, пепел падал мимо пепельницы.

С минуту длилось молчание, оно казалось бесконечным. Всё так же играла музыка, за соседними столами веселились люди, но оттого, что двое — Олег и Мариам — примолкли, казалось, безмолвная тишина сковала зал.

Не поворачиваясь к ним, Андрей представил их, назвав по имени, спросил, как дела. Он старался говорить и выглядеть непринуждённо, но щёки горели, как от ветра и солнца, и сердце билось гулко, сильно, не хотело успокаиваться.

— Ты женился, — бросила она с пренебрежительной усмешкой.

— Ну, а ты?

— Как обычно — невеста без места.

Краем глаза он увидел, что Мариам, облокотившись, напряженно следила за всем происходившим, переводя взгляд с одного на другого. Олег, прикрыв лицо ладонью, отвернулся.

Как изумление доходит до рассудка, до Андрея дошёл весь смысл ситуации. Мариам, безусловно, всё ясно, она лишь выжидала, как поведёт себя муж.

— Что же мы не веселимся? — спросила Катя. — О, с таким вином… Что это, Италия? Это я не поддерживаю. Андрюша, ты же сам говорил, что такое вино только для мытья раковин. На свете нет никакого вина, кроме абхазского. Если ты ещё хоть раз попробуешь его, уверена: никогда в жизни не притронешься к любому другому…

Он увидел в её глазах отражение безмерной тоски и нараставшего бунта души, которую уже ничто не повернёт к нему. Она — муки сомнения растерявшегося человека, не имевшего твёрдых желаний. Не видя Мариам, Андрей явственно чувствовал её взгляд, парализовавший его, сковавший по рукам и ногам, прилепивший язык к нёбу.

Затянувшись сигаретой, выдохнув дым ему в лицо, Катя сказала отрывисто, в своей обычной манере, стаккато:

— Ну, знаешь… Ты что, не хочешь со мной разговаривать?

Андрей посмотрел на Мариам. Её переполненный подозрением взгляд ещё больше ошеломил его. Никогда не был он так растерян и напуган, — ни перед поединком с более сильным противником, ни в кабинете у следователя, ни в камере перед уголовниками, собравшимися его опустить. Растерянность была так велика, что Андрей подумал: пусть как угодно всё закончится, лишь бы поскорее.

Он повернулся к Кате, и силы начали возвращаться к нему. Нельзя отпустить её, не объяснившись. Но как это сделать в присутствии жены?

Тошное чувство охватило его. Там, где требовалась сила, он ощутил эту непонятно откуда взявшуюся хлипкую, мотыльковую субтильность. Мариам победила, он спасовал перед ней. Пришла к концу его мечта о возврате в гиперреальность, где они вдвоём — он и Катя — и их большая, как небо, любовь.

Катя помахала кому-то рукой, и неуклюже поднявшись с места, чуть не уронив на пол пепельницу, направилась к выходу. В этот момент она казалась лёгкой тенью, следовавшей за уходящей жизнью.

Андрею стало ясно, что её не вернуть, как вчерашний день. Он не только не найдёт в себе силы, чтобы пойти за ней, под взглядом Мариам он даже не посмел посмотреть Кате вслед.

Как ни в чём не бывало, Мариам продолжила свой рассказ об Израиле. Олег заказал ещё вина, а также десерт, предупредив официантку: «принесите то, что быстрее всего готовится».

Окончание вечера было ужасным. Никогда Андрей не видел столько фальшивых улыбок, и никогда не улыбался так фальшиво сам. Инцидент был забыт — и всем было ясно, что на время. О нём напоминала лишь истлевшая сигарета в пепельнице, застывшей у края стола.