Братья Швальнеры - Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела»

– Вас разве не мучает несправедливость? Он погубил вашего отца – пускай не сам, но с его согласия и по его приказу там убивали сербов. Меня, как солдата Сербской армии, это не может оставить равнодушным…

– Как бывшего солдата? Вы как бывший солдат строите с ним свой бизнес?

– Бизнес и война – вещи разные. Война стала для меня жизнью. Там я оставил семью, родину, любовь. А бизнес – всего лишь средство зарабатывания денег, которые, как известно, не пахнут… И солдат, к вашему сведению, бывших не бывает.

– И поэтому вы убили его?

Чолич вскинул брови. Он явно не ожидал от меня такой прозорливости, ведь не знал ещё о моём эмпатическом складе характера.

– Я его не убивал. Может быть, он ещё и вовсе не умрёт…

– Может быть?

– Видите ли, не только вашего отца Хебранг погубил в лагере смерти. Таких десятки и сотни тысяч. А когда международное правосудие отказалось осудить его и ему подобных мерзавцев, это ещё пуще всколыхнуло волну народного гнева. А народ, как известно, состоит не только из крестьян. Он состоит и из людей обеспеченных, которые могут себе позволить…

– Заказать даже Хебранга? – не дала договорить я.

– Именно. Но заказать только доставку. Знаете, как доставляют пиццу или суши на дом.

– И его доставили? Это сделали вы?

– Это делает специализированная организация, которую я возглавляю. Что с ним будет дальше – не моя забота, я лично никого не убиваю.

– Интересный юридический ход.

– Именно так. С волками жить – по-волчьи выть. Но была бы моя воля – я бы ему голову отрезал, как это делал он в годы войны.

– Почему вы рассказываете мне это? Где гарантия, что я не отправлюсь в полицию с этими данными?

– Можете. Но с моим арестом будут проблемы – я иностранный подданный, и местные власти предпочтут с этим не связываться. Хебрангу же это никак не поможет. А рассказал я вам это только потому, что… вы мне очень нравитесь, да вы и сами наверняка это понимаете… не хочу что-либо от вас скрывать…

– Однако… – выдохнула я. – Утро признаний. Даже не знаю, как мне отреагировать.

– Никак. Примите к сведению. Когда вы собираетесь назад?

– Должны были сегодня вечером, но теперь не знаю. Видимо, останусь ещё на пару дней.

– Хорошо. Я живу в «Мариотте», вот моя визитка. Сообщите мне, когда соберётесь улетать, я предоставлю вам персональный самолёт. Ещё раз извините за откровенность. Надеюсь на ваше понимание.

«С пониманием у меня проблем нет», – иронично подумала я, глядя ему вслед.

Мысли путались в голове, но верх брала одна – я не верила ему, и всё же думала, что, вернувшись, встречу Хебранга, который не иначе решил надо мной подшутить столь скверным образом. А уж, коль скоро он шутит, то можно и мне.

Этот турок, Рашид Кеттель, жил с нами в одной гостинице и давно оказывал мне знаки внимания. Вернувшись в отель, я встретила его на завтраке. Сама подсела к нему за столик.

– Доброе утро. Вы один?

– Уже нет. Само солнце взошло и село рядом со мной…

– Бросьте, – отмахнулась я. – Вы ведь местный?

– Не совсем. Я из Анкары. Провожу здесь выходные. А вы, кажется, из Сербии?

– Как вы догадались?

– По диалекту. И потом меня с Сербией связывает давняя история. Вернее, ещё моих предков.

– Очень интересно… Я как раз изучаю историю родной страны…

– Что ж, расскажу. Вы наверняка знаете про Георгия Карагеоргия?

– Первый правитель независимой Сербии, ещё бы.

– Так вот, его супруга, Елена Петрович, до замужества встречалась с моим дальним предком, который жил в Белградском пашалыке и имел там богатые владения. Карагеоргий убил моего пращура, а Елену выкрал, будучи простым гайдуком. Так он и стал на путь нарушения закона, – улыбнулся Кеттель.

Я вгляделась в его улыбку. Молодой, как видно, обеспеченный человек, всегда знающий, чего хочет и стремящийся к своей цели, он был куда привлекательнее старика Хебранга. Так почему бы не отомстить этому престарелому шутнику именно с ним, тем более что он так хорошо знает историю Сербии?..

– Вы полагаете, что Карагеоргий был преступником?

– Карагеоргий был идеалистом. Слишком верил в порядочность и правду, что в итоге привело к тому, что его обманули и бросили русские, а убил его же двоюродный брат!

– Вы, конечно, не из таких?

– Разве вам интересно, из каких я?

– Если бы мне не было интересно, я бы первая не подсела за ваш стол. Я же видела, как вы смотрели на меня все дни, которые мы с Лукасом провели здесь…

– А сейчас…

– А сейчас он уехал и оставил меня одну, и я не вижу препятствий к тому, чтобы ещё пару дней провести с вами. Как вы смотрите на это?

– О, я просто умираю от счастья. Но, с вашего позволения, мне не хотелось бы прозябать два прекрасных дня с не менее прекрасной женщиной на захолустном курорте. Поедемте ко мне в Анкару, там мой дом, и я покажу вам этот прекрасный город…

Я сделала вид, что задумалась. Кеттель поспешил развеять мои сомнения.

– О, дорогая Мюнхэ, обещаю, что и пальцем к вам не притронусь.

«А вот это как раз зря», – в шутку подумала я и улыбнулась ему.

– И вы знаете моё имя?

– Я знаю администратора гостиницы, – с чувством юмора у моего утреннего визави было всё в порядке. – А также коллекционирую редкие восточные имена. Всё-таки вас, очевидно, тянет к Востоку…

– Пока меня тянет только к вам, – подмигнула я.

Эмпатия – великая вещь ещё и потому, что не изучена до конца. Не изучены причины её появления, механизмы её работы. Потому я и не могу сказать, в какой момент и почему я вдруг… нет, не вжилась в роль, а мысленно перенеслась в Белград конца XVIII века, забыв о том, что я всего лишь Мюнхэ, и став на минуту Еленой…

Так получилось, что отъезд родителей из Сербии пришёлся на моё детство, причём на ту его часть, которую можно назвать ещё не вполне сознательной. Всю свою сознательную жизнь я прожила в Германии статично и решила начать путешествовать только сейчас. Этот вихрь странствий сразу захватил меня. Люди, лица, пейзажи, интерьеры, истории – всё менялось со скоростью света, но все эти перемены так или иначе касались истории Сербии, которая открывалась для меня в неведомых доселе красках. Этот же вихрь пробудил во мне с новой силой чувство эмпатии. Рассказы Кеттеля о своём далёком предке, который, по слухам, ухаживал за невестой самого Карагеоргия, а также восточные интерьеры его дома, сама Турция с её, с одной стороны, европейским лицом, и, с другой, с восточной душой – всё это всколыхнуло во мне ощущение Сербии начала XIX века. Ведь, если вдуматься, в те годы Сербия жила именно в такой дуалистической обстановке. Снаружи это была часть Османской империи, где паши властвовали наряду с богатыми сербскими купцами, а с другой – всё же европейское государство, населённое европейцами и христианами.