Дон Уинслоу - Власть пса

Один из коммандос принимается натягивать черный капюшон на голову Тио. Арт останавливает его и шипит в лицо Тио:

— Смертельный укол или газовая камера, Тир. Думай про это.

Тио только улыбается в ответ.

Улыбается ему.

— Надевай капюшон, — приказывает Арт.

Капюшон натягивают на голову Тио и завязывают у ворота. Арт хватает Тио за сцепленные руки и ведет из дома.

Через благоухающий ароматами сад.

Где, кажется Арту, никогда еще так сладко не пахли палисандры. Сладко и тошнотворно, думает он про себя, точно ладан, запах церкви, запомнившийся ему еще с детства. Сначала запах был приятен, но через минуту от него уже поташнивало.

Поташнивает его и сейчас, когда он подталкивает Тио по направлению к автофургону, стоящему на улице. Но первое, что видит Арт, — наведенные на него дула винтовок.

Не на Тио.

На Арта Келлера.

Это солдаты регулярной сальвадорской армии, а с ними янки в штатском и отполированных до блеска башмаках.

Сол Скэки.

— Келлер, я предупреждал тебя: в следующий раз я просто буду стрелять.

Арт оглядывается, видит снайперов в полной готовности на стене.

— В сальвадорском правительстве случилось маленькое расхождение во мнениях, — объясняет Скэки. — Но мы все урегулировали. Прости, приятель, но мы не можем позволить тебе забрать Барреру.

Пока Арт тщится сообразить, кто это «мы», Скэки кивает, и двое солдат-сальвадорцев сдергивают капюшон с головы Тио. Не удивительно, что этот ублюдок улыбался, думает Арт. Не сомневался, его конница где-то неподалеку.

Солдаты выводят Пилар. Сейчас на ней пеньюар, но он больше подчеркивает, чем скрывает, и солдаты откровенно пялятся на нее. Когда девушку проводят мимо Тио, она в голос рыдает:

— Прости!

Тио плюет ей в лицо. Солдаты держат ее руки за спиной, и она не может стереть плевок. Слюна течет по щеке.

— Я тебе этого не забуду, — грозит Тио.

Солдаты ведут Пилар к автофургону.

— И тебе тоже, — поворачивается Тио к Арту.

— Ладно, ладно, — вмешивается Скэки. — Никто ничего не забудет. Дон Мигель, давайте, оденьтесь поприличнее, и уезжаем. А что до тебя, Келлер, и тебя, Рамос, местная полиция рвалась бросить вас обоих в тюрягу, но мы уговорили их заменить заключение на депортацию. Военный самолет ждет вас. Так что, если наша маленькая ночная вечеринка закончена...

— «Цербер», — перебивает его Арт.

Схватив Арта, Скэки тащит его в сторону.

— Какого хрена ты тут брякнул?

— «Цербер», — повторяет Арт. Ему кажется, теперь он вычислил все. — Аэропорт Илопонго, Сол? Ангар № 4?

Скэки таращится на него:

— Келлер, ты только что заработал первый шар на право входа в дерьмовый Зал славы.

Пять минут спустя Арт уже сидит на переднем сиденье джипа.

— Клянусь Богом, — бормочет Скэки, крутя руль, — если б зависело от меня, я б прямо сейчас пустил тебе пулю в затылок.

Илопонго — аэропорт оживленный. Военные самолеты, вертолеты и грузовые самолеты всюду, а еще суетится обслуживающий персонал.

Сол подводит джип к ряду огромных ангаров типа сборных бараков, таблички на фасадах указывают номера — от одного до десяти. Ворота ангара № 4 скользят, открываясь, и Сол въезжает.

Ворота за ним смыкаются.

В ангаре все бурлит. Тут не меньше двадцати человек, одни в рабочей одежде, другие в камуфляжных комбинезонах. Все вооружены и разгружают самолет «СЕТКО». Трое поодаль, в сторонке, о чем-то разговаривают. Как показывает опыт Арта, всякий раз, как вы видите, что люди работают, а кто-то стоит рядом и беседует, то беседующие и есть начальники.

Один стоит к нему лицом.

Дэвид Нуньес, партнер Рамона Мэтти в «СЕТКО», эмигрант-кубинец, ветеран «Операции 40».

Нуньес прерывает разговор и подходит к месту, где складывают ящики. Он рявкает приказание, и одна из рабочих пчел вскрывает ящик. Арт смотрит, как Нуньес вынимает из ящика гранатомет, бережно, словно культового идола. Военные обращаются с оружием иначе, чем мы, все остальные, думает он. Оружие будто соединено с ними какой-то внутренней связью, точно от курка через их члены к сердцам протянута проволока. И в глазах Нуньеса такое выражение, будто он дотрагивается до любимой женщины. Свои яйца и сердце он оставил на побережье, в Заливе Свиней, и оружие — это его надежда на месть.

Это все та же старая цепочка мафии, переправлявшая наркотики с Кубы на Майами, понимает Арт, звенья ее скрепили снова. Она и перебрасывает на самолетах «кокс» из Колумбии в Центральную Америку, в Мексику и к мафиози-дилерам из США. А мафия платит оружием, которое поступает к контрас.

Мексиканский Батут.

Выскочив из джипа, Сол подходит к молодому американцу, должно быть, офицеру в штатском.

Я знаю этого парня, думает Арт. Но откуда? Кто он?

Потом память оживает. Черт, ну как же мне его не знать — я сидел с ним в ночных засадах во Вьетнаме, в операцию «Феникс». Как же, черт дери, его зовут? Он тогда служил в спецназе. Капитан... Крэг. Да, точно.

Скотт Крэг.

Ублюдок Хоббс приволок сюда всю старую команду.

Арт наблюдает, как Скэки и Крэг разговаривают, указывая на него. Он улыбается и машет им. Крэг берется за рацию, и следует новое совещание. Позади Крэга, видит Арт, пакеты с кокаином громоздятся до потолка.

Скэки и Крэг подходят к нему.

— Ты это желал увидеть, Арт? — спрашивает Скэки. — Ну и как, теперь ты счастлив?

— Ага, пляшу от радости.

— Зря ты шутишь, — замечает Скэки.

Крэг бросает на Арта недобрый взгляд.

Но у него плохо получается. Он весь такой из себя бойскаут, думает Арт. Мальчишеское лицо, короткая стрижка, чистенький и аккуратный.

— Вопрос в том, — обращается Крэг к Арту, — хочешь ли ты стать игроком нашей команды?

Если стану, значит, такое случится в первый раз, думает Арт.

У Скэки, похоже, те же мысли.

— У Келлера репутация ковбоя-одиночки. Один в прериях...

— Не самое лучшее место, — вставляет Крэг.

— И одинокая мелкая могила, — заканчивает Скэки.

— Я оставил полный отчет обо всем, что мне известно, в банковском сейфе, — лжет Арт. — Если со мной что случится, все отправится в «Вашингтон пост».

— Ты, Арт, блефуешь, — говорит Скэки.

— Желаешь убедиться?

Скэки отходит и берется за рацию. А спустя некоторое время, вернувшись, отрывисто бросает:

— Капюшон на сукина сына!

По тому, как его подбрасывает, Арт догадывается, что он на заднем сиденье открытой машины, скорее всего джипа. Он соображает: куда бы его ни везли — это не близко, потому что у него такое ощущение, что едут они уже несколько часов. Но это только ощущение, потому что он не может взглянуть на часы. Глаза по привычке стараются хоть что-то разглядеть, но утыкаются в черноту капюшона; ты только слышишь, и каждый звук подстегивает воображение, рисующее события одно другого страшнее.