Александр Войнов - Бриллианты из подворотни

Шлихт не верил Севе только потому, что не верил никому вообще. Севу он не боялся, но относился к нему с осторожностью, считая, что ничего не бояться только дураки. Ну, а просить Шлихт ничего не собирался. Ему была нужна его доля.

— Для того, чтобы дать тебе полную информацию, мне необходимо твое принципиальное согласие,— пре­рвал ход его мыслей Сева.— Получив его, можно обсу­дить сумму гонорара.

Шлихт молчал...

— Молчание — не самая вежливая форма общения,— сказал Сева недовольно.

— Бывают ситуации,— ответил Шлихт,— когда луч­ше подольше помолчать и только показаться идиотом, чем сказать несколько слов и сразу же развеять все со­мнения на этот счет.

И, помолчав, спросил:

— Какая моя доля?

— Ты не в доле,— строго ответил «батько Махно».— Ты будешь работать по контракту. И если все будет нор­мально, получишь двести тысяч «зелени». Даю на разду­мье одни сутки. Завтра здесь, в это же время.

На следующий день Сева выдал Шлихту аванс и ис­черпывающую информацию. И тогда Шлихт понял, по­чему Сева обратился именно к нему. Да, с точки зрения Севы, Шлихт подходил для этого дела по всем статьям.

Во-первых, Сева ему доверял. Во-вторых, он был хо­рошо подготовлен физически. В-третьих, у него был опыт жизни на Севере. Все это учитывалось, но не было реша­ющим. Узнав, у кого находятся алмазы, Шлихт все по­нял. Он был знаком с этим человеком. И от того, как сло­жатся их отношения при встрече, воспримет ли он Шлих­та как старого знакомого, зависит успех всего дела.

Исчезновение

Для начала Шлихт решил исчезнуть. Утром он отпра­вился в морг, находящийся недалеко от железнодорож­ного вокзала.

Зайдя во двор этого печального заведения, Шлихт увидел маленького лысого мужичка в халате, который когда-то был белым. Он стоял у открытых дверей и что-то жевал.

— Здорово, земляк,— сказал Шлихт,— нужна твоя помощь. Такая беда случилась. Муж сестры запил и про­пал из дома. Уже неделю как нету. Обзвонили все боль­ницы, все без толку. Случайно к вам не попадал? — И назвал первую попавшуюся фамилию.

Мужичок перестал жевать, сплюнул и сказал:

— Такого нэ було. Но неизвестных трое имеются. Пошли покажу.

Они спустились в подвальное помещение. В нос уда­рил резкий запах формалина. Вдоль стены на полках ле­жало с десяток трупов с биркой на ноге. Шлихт подошел к ним и стал внимательно рассматривать.

— Это не ти,— сказал прозектор,— эти планови. Бесхозни на полу, пид рогожей.

Он подошел в угол и сдернул рогожу с трех мерт­вецов.

— Вот воны, голубчики. Вси як одын с вокзала. Бом­жи. Мрут, як мухы.

И, тяжело вздохнув, добавил:

— Возни з нымы много. А ниякого прибутку.

Шлихт понимающе кивнул.

Из всех троих только один представлял для него ин­терес. Это был высокий, темноволосый мужчина лет со­рока пяти. Он явно был у «хозяина» и в графе «особые приметы» у него значился крест, выколотый на груди. Это было все, что ему нужно.

— И сколько лежат бесхозные?—спросил он прозектора.

— По закону симь днив. Если нихто из ридни не забере, то хороным за счет казны. Опять же збытки.

Шлихт достал кошелек и, дав ему десятку, вышел на свежий воздух.

Через два дня дальняя родственница Шлихта, обзво­нив все больницы, обратилась к участковому инспектору по поводу его исчезновения. Это не дало результатов. Тогда она объехала все морги. В одном из них, назвав особые приметы, опознала Шлихта. Взяв в морге справ­ку о смерти, она отнесла его паспорт в городское отделе­ние ЗАГСа и, получив разрешение на похороны, скром­но похоронила покойника на местном кладбище.

Дорога

Шлихт достал из тайника коробку с набором запас­ных документов и внимательно их просмотрел. Здесь было все необходимое. Паспорт, военный билет, водительское удостоверение и загранпаспорт с консульской визой – все в идеальном порядке.

Наутро Шлихт был в областном центре на авто­мобильном базаре. Ему нужна была машина. Выбор был небольшой, и Шлихт, походив по рядам, остановился на девятке белого цвета.

Поторговавшись с хозяином, он купил машину по сходной цене с условием, что оформит ее через нотариуса по генеральной доверенности. Увидев в его руках пачку долларов, хозяин сразу согласился.

От нотариуса Шлихт сразу заехал на станцию техоб­служивания и сделал полную диагностику ходовой части и двигателя. Убедившись, что все нормально, он попро­сил слесаря заменить масло, фильтры и тосол. Через час машина была готова. Заправив полный бак, Шлихт тро­нулся в путь. В сумке у него было несколько кассет с ин­струментальной музыкой и термос с чаем. Все было гото­во для дальней дороги.

Доехав на машине до Усть-Ильмана, Шлихт оставил ее на платной стоянке.

Дальше на север шла одноколейка. Это была тупико­вая ветка, по которой раз в неделю ходил поезд. Он со­стоял из паровоза и трех вагонов, один из которых был почтовым, второй — пассажирским и третий — «столы­пинским». «Столыпинский» вагон предназначался для пе­ревозки зеков. Шлихту повезло — поезд в нужном направ­лении шел на следующий день.

На вещевом рынке он купил оленью парку, унты, ме­ховые рукавицы, охотничьи лыжи, рюкзак и все необхо­димое для жизни в тайге. Переодевшись, Шлихт стал по­хож на местного жителя

Поезд тянулся медленно, останавливаясь на каждом полустанке. Через двое суток, сверившись по карте, он вышел на маленькой станции. Мороз был градусов до со­рока, но ветра не было, и холод почти не ощущался.

В рубленой избе станционного здания горел свет. Шлихт взял лыжи и рюкзак и, толкнув тяжеленную дверь, зашел в темное помещение. В углу комнаты стояла рус­ская печь. На полу аккуратной стопкой лежали дрова. В углу под стенкой на широкой лавке, укрывшись меховым одеялом, спал человек.

Возле печи сидел бородатый мужик богатырского сло­жения, одетый в длинный тулуп, унты и шапку-ушанку, и подбрасывал дрова в огонь. Шлихт поставил лыжи в угол, подошел к печке и поздоровался. Бородач, не ответив на приветствие, спросил:

— Ты кто, геолог?

— Геолог,— ответил Шлихт.

— Я начальник станции. Садись и грейся. Заодно и дрова в печку будешь подкладывать. А я полежу на печи, посплю.

— Скажи, земляк, до речки Оймикон далеко? — спро­сил Шлихт.

— Смотря какой дорогой и на чем добираться. Если на собаках или на оленях, то за сутки доедешь. А на лы­жах суток за трое, не меньше. Ну, может она тебя дове­зет? — Он кивнул на спящего человека.— У нее в сарае собачья упряжка и нарты. Ей по пути.

Бородач снял тулуп и полез спать на лежанку русской печи, зашторенную ситцевой занавеской. Дрова в печке прогорели, и Шлихт подбросил несколько поленьев. Ког­да пламя осветило комнату, он внимательнее присмотрелся к спящему. Это была женщина, судя по скуластому лицу,— якутка. Возраст в полутьме определить было трудно. Но ей было не больше тридцати.