Федор Московцев - M&D

Посмотрев на часы, Штейн спросил:

– Каковы издержки по зубной пасте?

Кодряну удивленно вытаращил глаза и стал похожим на филина.

– Мы не заработали на ней ни копейки, одни убытки. Необходимо отправить её контейнером обратно. У меня есть знакомые на железнодорожной станции, нужно туда поехать и загрузить контейнер. На ж-д тарифе многие поднимают неплохие деньги. Кто может сделать отгрузку, тот король. Взаимозачетные схемы с тарифом…

Штейн нетерпеливо прервал его:

– Совинком заплатил за растаможку зубной пасты, погрузочно-разгрузочные работы, рабочее время сотрудников, и теперь ты предлагаешь оплатить ещё и обратную отгрузку и затамаживание?

– Нужно определиться с приоритетами и реформировать политику. Стоимость товара определяется не суммой издержек, а тем, за сколько его можно реализовать на рынке. Издержки не играют никакой роли. С самого начала это была убыточная сделка. И если бы в момент заключения сделки меня спросили, нужна ли нам зубная паста, я бы дал квалифицированный совет. Но Реваз с Андреем рассудили иначе, и казах повесил долг на Совинком. Пускай Реваз выручает зятя – продает пасту, или отправляет её обратно. А главное – вернет заемные сто пятьдесят тысяч, и пусть проиндексирует эту сумму с учетом инфляции.

– Это твои деньги, ты лично занимал ему сто пятьдесят тысяч? – участливо спросил Штейн.

– Андрей перечислил ему чужие деньги, которые пришли из Краснодара. А товар был взят в Атиконе под честное слово и гарантийное письмо. Теперь Атикон должен Эльсинору. Но прежде всего надо расплатиться с Джонсоном.

Андрей нетерпеливо отбивал костяшками пальцев по поверхности стола турецкий марш. Штейн взглядом остановил его и снова обратился к Его Ворсейшеству:

– На пятое сентября у тебя был запланирован визит в третью больницу. Покажи отчет и расскажи нам о результатах встречи с главврачом.

Этим утром он посетил упомянутую больницу и выяснил, что представители Совинкома ни разу там не показывались.

– Эта сделка – бесполезная трата времени. «Городской аптечный склад» – жульё, чиновничий беспредел. Как только в больницах слышат «Совинком» и «Городской аптечный склад», они даже на порог не пускают нас. К главным врачам я пойду теперь только с официальным представителем «Джонсон и Джонсон».

Штейн выложил на стол заявку, подписанную главным врачом третьей больницы.

– Калистрат Гелиосович, тебе нужно срочно реформировать свой характер. Бездействие рождает скуку, а скука – равнодушие. Поэтому, несмотря на то, что ты любишь заглядывать в чужой карман и считать чужие деньги, тебе на них наплевать. Нужно больше трудиться – труд, ежедневная трудотерапия улучшит характер и поможет избавиться от лени.

И тут Андрей не выдержал:

– Послушай, ну я знаю, и все тут знают, что у тебя вместо головы – пустая тыква. Дело не в этом. Постесняйся других. Все люди уже показывают на тебя пальцем и говорят: «Посмотрите, это Кадрян-коврожрец, Ворсейшество – пустой человек».

Если б не Штейн, он бы не ограничился одними только словами и презрительным взглядом, присутствие компаньона, такого ограниченного в выборе действий, что называется, сковывало по рукам и ногам. Ничего не оставалось делать, как, постукивая кулаком о кулак, с сожалением проводить взглядом администратора, удалившегося с той же поспешностью, что и в момент прихода в офис.

Вика была единственным свидетелем выдворения администратора. Вечером позвонил её муж и сообщил, что ей необходимо лечь в больницу, предстоит длительное лечение, поэтому работать пока она не сможет. Ещё Андрею позвонила мама и сообщила, что в прихожей у неё находится Кодряну, пришедший с жалобами на несправедливое отношение к добросовестному из добросовестных. Крик его души подобен крику раненого орла. А ещё он просит денег, так как осталась невыплаченной зарплата за август, а дома голодные ребятишки дербанят последний капустный вилок.

– Скажи ему, что моя фирма – не касса взаимопомощи. Ты сама виновата, мама. Зачем ты сказала ему, что я – нуждающийся в патронаже беззащитный мальчик. Писающий мальчик – это он, коврожрец. Присматривать нужно за ним, а не за мной. Что? Мой тесть? Ворсейшеству обидно, что меня кинул мой тесть? Послушай, мама, позволь мне самому разобраться с Ревазом. Мои отношения с ним – это мои личные отношения, не надо никого сюда впутывать. Нет, ничего мне Реваз не должен, не вмешивайся, пожалуйста. Вот так, ничего он мне не должен.

Андрею пришлось долго успокаивать маму, и даже сделать строгое внушение, – когда стало ясно, что Кодряну вымогает деньги, и она готова ссудить ему энную сумму.

– Внимание, мама! Если я узнаю, что ты дала ему денег – а я узнаю, ты же сама в этом признаешься – то вместе с деньгами выну его душу. В конце концов, в оплаченное мной время он торговал своими коврами, пускай не прибедняется.

Через некоторое время она вновь позвонила, чтобы не рассказывать в присутствии Его Ворсейшества его печальную судьбу. Он был военным, служил на севере. Прекрасная карьера, возможность перевода в Москву. Но его мать стала названивать и требовать, чтобы он демобилизовался и приехал к ней в Ленинск. Мол, жить без него не может, и так далее. И Кодряну послушался, погрузил все вещи в два контейнера, и прибыл в Ленинск. Деньги, какими располагал после увольнения (была выдана крупная сумма), а также личные сбережения, потратил на приобретения дома (жулики из местной администрации продали халупу в районе по цене виллы в центре Волгограда). С ним и его женой носились как с писаной торбой, обещая трудоустроить на самые выгодные должности в районной администрации. В один из дней, когда их обоих выманили на показ их будущих личных кабинетов, с участка вывезли два нераспакованных контейнера с вещами, которые за день до были получены на железнодорожной станции. Там было всё – импортная мебель, бытовая техника, разная домашняя утварь, шубы, хрусталь, и т. д. И не было ни одного свидетеля того, как подъехал грузовик с краном, и как взломали ворота. Что в принципе невозможно – в посёлке знают всё про всех. Это особенность маленьких селений – люди тем и живут, что обсуждают, кто, где, и с кем.

Уже на следующий день супругов Кодряну перестали узнавать в районной администрации. Кто похитил контейнеры, так и не нашли. А еще через полгода их дом оказался под водой – оказывается, он был построен в том месте, гда когда-то был пруд. Вода вернулась, и затопила весь участок.

Кодряну поблагодарил мать за ахуенный подгон и переехал вместе с семьёй в Волгоград к тёще. Но беды его на этом не закончились. Он решил инвестировать оставшиеся небольшие сбережения в образование детей и перечислил деньги в фонд Синельникова «Интеллект-инвест». Идея была такова: вкладывай небольшую сумму сейчас, когда дети еще учатся в школе, а когда придёт пора поступать в вуз, эта сумма вырастает, и её уже хватает на полный курс обучения. Причем Синельников обещал устроить в любой волгоградский вуз. Так пропали последние сбережения Его Ворсейшества. Но это еще не всё…