Федор Московцев - M&D

Андрей нетерпеливо перебил маму:

– Послушай, такие истории реально портят карму. Расскажи лучше что-нибудь из жизни успешных людей.

– Ты причинил неприятности порядочному человеку.

– Он сам – ходячая неприятность и в своих бедах виноват только он один. Такая микросхема в его башке зашита. Так было запрограммировано – если бы не Ленинские ребята, коврожрец нашёл бы другое место, где просрать все деньги.

Они остались каждый при своём мнении.

А через день «Городской аптечный склад» перечислил деньги на Совинком, и во второй половине дня, когда средства оказались на корсчете, операционистка банка пропечатала платежное поручение – Андрей отправил деньги на «Джонсон и Джонсон». И грустно прокомментировал:

– Всё равно попадут в налоговую, счет-то у них арестован.

– Мы должны перевести эти деньги, это средства компании, – бесстрастно ответил Штейн.

– Это я так, для поддержания разговора.

Из банка они отправились в офис, где Штейн отправил платежное поручение по факсу в Джонсон. А вечером Андрей отвез его на вокзал, откуда Штейн уехал восьмичасовым поездом в Ростов.

Утром Андрей купил на остановке газету бесплатных объявлений, и, придя в пустой офис, где не было ни менеджера Послушного, ни непокорного Ворсейшества, ни других бесполезных людей, открыв раздел «Трудоустройство. Бухгалтерия», принялся его штудировать.

К родственникам жены Андрей относился с большим уважением. Во время визита к одной из её тётушек он прямо с порога стал сыпать комплиментами. Двоюродная сестра Мариам блистала в нарядном платье цвета подгнившей соломы, и Андрей сказал, что этот чудесный фермерский шик никогда не устареет – и был награжден таким взглядом, что хоть святых выноси. Когда сестры уселись за пианино, он, опять же, стараясь быть объективным, высказался по поводу игры: «Десять лет вы посещали муниципальную музыкальную школу, десять долгих лет. Государство не следит за эффективностью своих инвестиций. Неразумная финансовая политика погубила экономику и привела к дефолту». Его постарались оттеснить и изолировать от общего разговора. В тот день хоронили очень известного писателя, и это событие было самым обсуждаемым. То был замечательный писатель своего времени, отличившийся многим, он писал даже тогда, когда другие не могли: в годы репрессий и депрессий, лежа на пляже, в Великую Отечественную, телеграфируя из штаба на фронт и теперь, когда уже наступил новый век, а читатель стал придирчив и разборчив в литературе. И присутствовавшие женщины – все, кроме Мариам, которую ничего всерьёз не занимало, мысли её так и порхали – позабыв про горы немытой посуды дома, плакали в три ручья. А одна тётушка плакала так много, что оттеснила на второй план близких почившего (их давали крупным планом по телевизору): старую жену писателя, ровесницу лошади Буденного, которой предстояли многочисленные суды за авторские права и копирайт; молодую, моложе младшего внука, вдову писателя, которой, кроме тех же самых судов за авторские права и копирайт, предстояли суды с детьми писателя за наследство. Тётушка плакала на кухне, приготовляя салаты, плакала во время ужина, под звон бокалов и звяканье столовых приборов, плакала, когда по телевизору показывали нежнейшую сцену – молодая вдова обнимается с младшим внуком писателя. От этих страстных объятий всем как-то стало неловко – и тележителям, и телезрителям. Все, кроме Андрея, уже высказались по поводу кончины писателя, и, поскольку раздавался ещё плач, продолжали говорить о постигнувшей их утрате. Как-то само собой получилось, что многие вопросительно посмотрели на Андрея – ну сколько можно молчать. Мариам всегда обижалась, если он не принимал участие в общем разговоре – мол, недолюбливаешь моих родственников. И ему пришлось высказаться по теме.

– А что смерть… Ежеминутно помирает столько народу, причем очень много полезного – потенциальных работников, клиентов, партнеров по бизнесу. А то, что прикопали человечка, которого в глаза никто не видел и не знает…

Тут Мариам больно ущипнула его под столом, и он заметил гневный взгляд плачущей тётушки. Уполномоченная вселенской скорби посмотрела на него, как на исчадие ада:

– Когда разверзаются могилы, молчат даже святотатцы! А ты, ты…

И разревелась пуще прежнего.

А в день города (совпавшего с днем похорон очень известного юмориста, драматурга и демагога), уже под вечер, когда Мариам собиралась пойти вместе с Андреем к родственникам, позвонила её мама и сказала, что, вероятно, молодой паре хотелось бы побыть вдвоем, наверное, давно собирались. И Мариам, сняв строгое вечернее платье и надев домашний халат, спросила Андрея, куда бы пойти.

– А что пойти… Давай дома посидим.

Они прошли на кухню, он открыл шампанское, и разлил по бокалам. Отпив глоток, она, поддев ногтем отклеивавшуюся обоину, спросила:

– Почему ты не хочешь сделать на кухне ремонт?

– Послушай… ты когда-нибудь прекратишь издеваться надо мной? – закатив глаза, переспросил он.

– Что с тобой? На минуточку, я твоя жена, имею право задать тебе вопрос.

– Так задавай вопрос, не надо издеваться!

– Вот я и задаю: почему ты не хочешь сделать на кухне ремонт?

– Но мы миллион раз обсуждали эту тему, ты можешь воспроизвести по памяти любой из ответов!

– Слышь, ты, умник! Не надо со мной разговаривать, как с тупицей! Если я спрашиваю, значит, хочу услышать ответ.

– Как с тобой тяжело, Мариам, ты хуже блондинки.

– Не нравлюсь – женись на другой!

– Опять же говорю: тебе прекрасно известно, что я готов приступить к ремонту в любой момент, но вы с мамой еще не выбрали плитку, и что там еще. Тут другой вопрос начинается: зачем ты в миллионный произносишь эту тупую фразу: «почему ты не хочешь сделать на кухне ремонт»?! Для поддержания беседы?!

– Потому что разговаривать с женой надо нормально, без этих вот подвыпертов. Ответил бы сразу, как нормальный человек.

И она вздохнула:

– Эх, у всех нормальные мужики, этот же – вечно недовольный господин, всё ему не так.

Допив залпом шампанское, Андрей налил себе еще и подлил жене. Она сделала небольшой глоток, и с притворно-мечтательным видом произнесла:

– Ко мне недавно подошел на улице парень и сказал, что давно мечтал о такой девушке, как я, и что мы созданы друг для друга. Потом, по телефону, такое наговорил… Между прочим, очень много верного. Что у меня потухший взгляд, и по мне видно, что я замужняя, и муж не обращает на меня внимание, и только любовные ласки нового мужчины вернут мне цветущий вид.

Андрей безучастно рассматривал кафельную плитку над раковиной.

– Тебе всё равно, что я тебе говорю? – набросилась на него Мариам.