Федор Московцев - M&D

Она чуть не выплеснула ему чай в лицо… но сдержалась – ей всё еще хотелось его.

– … слава богу, ты поняла меня… ведь не могло быть иначе – мы с тобой одинаковые… мы понимаем, что не всё так просто в жизни… чтобы быть объективным, надо видеть объёмное изображение, а не плоское… учитывать все обстоятельства… однобокий взгляд на вещи – это неправильно…

Допив сок, он вышел из-за стола. Ей пришлось проследовать за ним, хоть она и не успела допить свой чай – за размышлениями, что же с ним делать – допивать, или всё-таки вылить Жжольту на голову.

На улице он продолжил свой монолог:

– … да, мы будем встречаться, я не могу отказаться от тебя… возможно, не так часто, и… свидания будут менее продолжительными… наверное, сегодня – последний раз, когда я смогу провести ночь с тобой… я должен уделять Илоне больше времени, ей сейчас нужна моя поддержка… она требует постоянного к себе внимания… конечно, в таком положении… если она узнает про нас, хотя бы заподозрит… знаешь, какая она ревнивая… ты должна понять… вот если б как-то совместить… если ты будешь к ней приходить, и там…

Он наморщил лоб, и тяжело задумался. Она поторопила его:

– … и там?!

Он жестом предложил ей сесть в машину, но она его остановила:

– Нет, давай поговорим на улице.

– Да, тут всё обсудим, и поедем, – согласился он.

– Давай, Жжольт, заканчивай свою мысль!

– … если б ты с ней почаще виделась, подольше с ней бывала… ты бы убаюкала её подозрения, успокоила её… ну, как можно ревновать к лучшей подруге, почти сестре… у нас есть большой загородный дом, ты знаешь… мы переедем с Илоной туда, ты будешь приезжать якобы к ней, подолгу оставаться, и мне будет спокойнее, когда ты рядом с ней… а когда я буду приезжать, и она, успокоившись, отправится спать…

Он снова тяжело задумался, мучительно подбирая нужные слова. Ей вновь пришлось его поторопить:

– … она отправится спать…

– … мы сможем с тобой…

– Говори, изъясняйся по-человечески! – раздражённо сказала она.

– Заниматься любовью! – наконец, вымолвил он.

– Заниматься любовью?!

– Да, а что тут такого удивительного?

И он открыл перед ней дверцу машины:

– Ну, поедем…

Желание растаяло, как лёд в горячей руке.

– Подожди… Давай называть вещи своими именами. Ты по очереди пользуешь двух подружек, затем одну из них выбираешь себе в жёны, а другой отводишь второстепенную роль, и даже предлагаешь украдкой совокупляться в тёмном углу в доме, в котором…

Он перебил её:

– Дорогая, вот уж не ожидал, что ты будешь рассматривать нашу ситуацию так однобоко, узко. Ты ведь должна понимать…

– Как раз это я понимать отказываюсь!

Имоджин собиралась сказать что-то резкое, но, увидев выражение его лица, по-детски глупо-беспомощное, и несуразное при такой внушительной фигуре, неожиданно расхохоталась. Развернувшись, она пошла прочь, на ходу вынимая из сумочки мобильный телефон – не терпелось позвонить Илоне и рассказать ей свежую хохму об их общем парне.

Смех смехом, а проблема осталась. Почему, почему она всегда выбирает не тех парней? Допустим, обедает она в кафе. На неё заглядывается симпатичный мужчина в хорошем костюме. Что делает Имоджин? Отворачивается, принимает надменный вид, быстро разделывается с горячим, платит по счету и убегает. А стоит ей встретить потенциального неудачника, который бросает на неё робкие взгляды и даже мечтать не смеет о том, что такая девушка обратит на него внимание… И она уже томно вздыхает, хлопает ресницами, и громко шутит. А потом удивляется, почему он ходит по ванной комнате в уличной обуви и стреляет деньги до получки.

И следующий её (лично её, а не их общий с подругой) парень, Балаж, оказался с точно такими же тараканами в голове, что и у Жжольта, словно этих зловредных насекомых специально клонировали и заселяли ими мозги всех мужчин, которые попадались ей на её трудном жизненном пути.

– Нет, он же полный кретин, таких ещё поискать! – жаловалась она тогда Илоне. – Ведь только с моим уникальным чутьем среди сотни нормальных мужиков можно найти самого припадочного психа и делать вид, что это самый лучший мужчина на свете!

Этот Балаж, интересный во всех отношениях, оказался потрясающим любовником, но он был женат. Очень страстный, но… такой домашний. В том смысле, что его почему-то не хотелось стесняться, не хотелось думать ни о каком целлюлите и складках на животе – Имоджин чуть ли не в первый раз в жизни ощутила себя соблазнительной в том виде, в котором она есть, а не в том, в каком будет после трёх лет бесконечных тренировок в спортзале. Она стала надеяться, что это начало чего-то большого и серьёзного, а он вдруг признался, что женат. Сказал, что всё это ужасно – то есть прекрасно, но от этого ещё ужаснее, – и что он действительно думал, что любит жену, наверное, и сейчас любит, но Имоджин для него не просто интрижка, он вообще против интрижек, он и не думал, но влюбился, и это что-то особенное…

У неё мозг плавился от его самокопаний и ковыряния в глубинах подсознания. Рассуждая о своих чувствах, он увлекал в черную дыру самоистязаний и её, и… наверное, лучше бы он просто делал своё дело, и поскорее выматывался. Наверное, любая женщина без этого странного дефекта в мозгу, который не позволяет отсеивать маниакальных психопатов, оделась бы и ушла, но у Имоджин был этот дефект, видимо, какие-то генетические нарушения, и она продолжала встречаться с Балажем. Расставаясь с ним, она обещала себе поступать разумно, но, когда он очередной раз звонил, говорила «Да!», и с трепетом ждала его прихода. Они занимались любовью, – после третьего свидания их секс уже можно было назвать любовью, – и говорили. Оказалось, что у них одинаковые вкусы, и им много есть о чем пообщаться. А с наступлением темноты – видимо, в детстве его ночью кто-то сильно напугал – у Балажа начинались приступы самобичевания. Он начинал страдать. Говорил, что не понимает, как жить дальше, что не может без Имоджин, что чувствует себя подлецом, что не понимает, как всё это произошло – и женитьба, и Имоджин… И постепенно, против своей воли, она оказалась вовлеченной в эту его перманентную тоску и вечный плач. Она стала страдать вместе с ним и говорить, что тоже не знает, как всё произошло, и что она против женатых любовников, но ничего не может с собой поделать.

– Да он заурядный, избалованный, инфантильный мужчинка, возомнивший себя Богом! – кричала ей Илона. – Давай завязывай с ним: я уложу его к себе в постель, а ты зайдешь и устроишь сцену ревности! По старой схеме, ОК?

Да, Имоджин хотела по старой схеме, но почему-то именно Балажем ей не хотелось делиться с Илоной. Таким заурядным, избалованным, инфантильным, эгоистичным, мужчинкой, который считает себя Богом, и плюс женатым ко всем своим прелестям. Никакие доводы разума не работали – а может, и не было у неё больше никакого разума.