Чингиз Абдуллаев - Его апатия

— Ну что, черномазый, опять приехал к нам в город, — сказал красномордый качок. — Теперь все, считай, что ты покойник. Мы тебя предупреждали.

Проходившая мимо женщина метнулась на другую сторону лицу. Еще один пожилой человек, рядом с которым семенила девочка, очевидно, его внучка, подхватил ребенка и потащил за угол.

Трое из нападавших достали ножи.

— Теперь можешь попросить нас, чтобы мы тебя не очень больно резали, — изгалялся хорошо запомнившийся Дронго лупоглазый. — Жаль, твоего дружка рядом нет, он бы тоже попросил.

— Глупо, — сказал Дронго, — и нечестно. Шестеро на одного — это даже как-то не по-мужски.

— Может, нам тебя на дуэль вызывать? — с иронией спросил красномордый, делая шаг вперед. — Ничего, сейчас ты у меня по-другому запоешь.

Он сделал еще один шаг и оказался в опасной близости от Дронго. Никто из парней не ожидал от этого высокого широкоплечего мужчины такой ловкости. Дронго резко поднял ногу — и нападавший отлетел назад. Нож упал на землю.

— Значит, так, — сказал Дронго, поднимая нож. — Вы меня, конечно, убьете, но я обещаю, что двоих или троих заберу с собой. Вас устраивает такой процент потерь?

Налетчики переглянулись, явно не зная, как поступить дальше. И в этот момент за их спинами затормозила милицейская машина. Напротив остановилась другая. Очевидно, кто-то из наблюдавших за дракой успел позвонить в милицию. Парни бросились врассыпную. Сотрудники милиции выскочили из машины и бросились за ними. Из второй машины, не торопясь, вылез человек, в котором Дронго узнал старшего следователя прокуратуры Митрохина.

— Добрый день, — поздоровался Дронго. — На этот раз вы прибыли вовремя.

— Опять у вас стычка с этими подонками, — сквозь зубы заметил Митрохин. — ну никак не хотите успокоиться, демонстрируете свои возможности на детях?

— Не нужно так говорить, — возразил Дронго. — У этих "детишек" в руках были ножи и кастеты. Кстати, в прошлый раз тоже были кастеты. И если бы не мой друг, у которого есть право на ношение оружия, неизвестно, чем бы все закончилось.

— Нужно было сразу так и сказать. — Митрохин недовольно поморщился. —А вы обиделись и ничего мне не сказали.

— Когда ночью в номер врываются омоновцы, трудно сообразить, что нужно говорить, а чего лучше не говорить. Я думал, вы на их стороне, симпатизируете этим бритоголовым.

— Ну уж нет! — Митрохин сплюнул. — Чтобы я с этими тварями был заодно! Плохой вы эксперт, если уж совсем не разбираетесь в людях. Я, может быть, следователь хреновый, но никогда с такими вместе не буду. На улицах прохожих избивают, на базарах погромы устраивают, мне с такими не по пути.

— Каждый считает, что он знает свою истину, — пожал плечами Дронго. — Однако если одних людей натравливают на других, значит, это кому-нибудь нужно. Возьмите, это вам от меня уже второй нож, для коллекции. Кстати, на этом есть мои отпечатки.

Митрохин забрал нож и брезгливо бросил его в салон автомобиля на пол.

— И еще об истине, — добавил Дронго. — Боюсь, что мы будем оспаривать ваш вывод насчет смерти девочки. Синяки на плечах и шее остались не потому, что Нагиев пытался задушить девочку. Такому сильному человеку достаточно было одного движения, чтобы переломить шейные позвонки ребенка. Он пытался ее спасти. Она упала и ударилась головой, когда убегала от него. А он пытался ее спасти.

— Все равно он виновен, — заметил Митрохин. — Или может, он и в ее родителей не стрелял?

— Стрелял, — согласился Дронго, — но вы не исследовали мотивы преступления.

— Какие еще мотивы, если деньги пропали? Ясно, какие у него там были мотивы.

— В том-то все и дело. В этих деньгах, — загадочно сказал Дронго. — До свидания, господин Митрохин. Советую вам прийти на судебный процесс. Поверьте, что он будет не совсем таким, каким вы думаете его увидеть. До свидания.

— И пошел в сторожу гостиницы.

Вечером к нему в номер постучалась Фатима. Она пришла не одна, внизу ее ждала Грета, жена Аркадия Петросяна. Узнав, что она сидит в холле, Дронго попросил и ее подняться к себе в номер. Грета, полная женщина небольшого роста, темноволосая, с крупными чертами лица и живыми, подвижными глазами, вошла, осторожно открыв дверь.

— Извините, — нерешительно сказала она, — я не хотела вас беспокоить.

— Входите, — пригласил Дронго. — Я знаю, что вы помогаете Фатиме, это очень благородно с вашей стороны. И знаю, как бросали камни в ваш дом.

— Это просто мальчишки-хулиганы, — ответила Грета. — Самим-то нам не страшно, но за детей мы боимся. Впервые так испугались за них, с тех пор как уехали из Баку… Я не хотела вас обидеть, господин Дронго, вы уж простите.

— Садитесь, — сказал Дронго, указывая на стул. — Да, не все представляют, какая трагедия разыгралась в Баку в январе девяностого. Хотя вскоре после событий вышла документальная книга "Черный январь" на русском языке. Пожалуй, первая, где было написано, что все матери плачут одинаково — русские, азербайджанские, армянские. Это была наша общая трагедия.

— Да, — согласилась Грета, — но кому- то было выгодно натравливать нас друг на друга. А как мы хорошо жили в Баку! Сколько у нас было друзей-азербайджанцев! Все соседи к нам так хорошо относились. Многие плакали, когда мы уезжали.

— Не сомневаюсь, — сказал Дронго. — А теперь садитесь рядом с Фатимой, и я расскажу вам о том, как провел последние три дня.

Он начал свой рассказ с того момента, как на них с Эдгаром напали в Ростове. Он говорил, и глаза женщин вновь и вновь наполнялись слезами. Когда он рассказал о звонке Руслана, обе уже рыдали в один голос. Он старался не упускать подробностей, словно проверяя самого себя на этом выступлении, словно готовясь к первому судебному процессу в своей жизни. Он рассказал им почти все, не став говорить только о визите в Балашиху и признаниях самого Омара, это было нужно сохранить в тайне до суда. Но и рассказанного было достаточно, чтобы женщины прочувствовали всю трагедию личной жизни Омара.

— Он не виноват, — плакала Грета, — его нужно освободить!

— Несчастный Омар, — вторила ей Фатима, старавшаяся сдерживаться, — он, конечно, виновен, но он ведь пришел туда за своими деньгами, а они на него с топором.

Дронго взял с женщин слово, что они никому не расскажут о его расследовании. Когда Фатима и Грета ушли, он позвонил Голикову.

— Завтра я приеду к вам в консультацию, — пообещал Дронго, — все расскажу, и мы выработаем с вами линию защиты.

— Надеюсь, что вы меня убедите, — сказал Голиков. — Мне уже звонили, сказали, что заявление о суде присяжных принято. Знаете, прокурор Ковалев даже не поверил, что я сделал такое заявление. Сам перезвонил мне, чтобы уточнить. Процесс продолжится в следующий понедельник. Вы останетесь здесь или уедете?