Сергей Волошин - Бойцовые псы

Впрочем, на правление он так и так опоздал, а давать там какие-то объяснения не хотелось… До завтра что-нибудь придумает. И кстати, если бы был нужен — давно бы позвонили в машину по мобильному. Хотя не исключено, что звонили, и не раз, пока он отсыпался в той гигантской квартире с рыжеволосой внучкой впавшего в маразм полководца, ожидавшего от нее правнучку…

Но в Предложении Хлестова что-то есть. И в рыженькой внучке — тоже. Он не помнит особых восторгов, испытанных с ней этой ночью, но не в них суть.

Суть — в квартире. Хлестов поначалу делал вид, будто отрывает квартиру от себя. Вместе с веснушчатой телкой. Пока не проговорился, что и телка ему ни к чему.

Как в том анекдоте. Стрела Ивана-царевича, заждавшегося трона, упала в болото рядом с лягушкой. «Возьми меня, Ваня, — сказала она, — я стану молодой и красивой…» — «Ты мне как говорящая лягушка куда интересней», — грустно ответил постаревший царевич…

— А с чего, с каких таких капиталов я могу тебе ссудить? — раздраженно спросил Валера, когда окончательно убедился, что из пробки ему не выбраться. Обложили со всех сторон, и, как назло, одни грузовики да автобусы с чадящими двигателями. — Не хуже меня знаешь состояние нашего банка. Наумчик тебе всё объяснил.

— А пирамидка твоя? — ласково спросил Игорь Андреевич. — Разве плохой капиталец? Ты везде кричишь, в духе времени, будто потерпел финансовый крах, и правильно делаешь… Но, слышал я, проценты возвращаешь кое-кому, не властелинам наших дум и чаяний, конечно, они-то подождут. Они, гуманисты наши, всегда посочувствуют и войдут в твое плачевное положение… А вот начальничкам-то бывшим своим из органов, поди, до сих пор отстегиваешь положенное, как в прежние времена?.. Что смотришь? Откуда знаю, хочешь спросить? Да вот знаю, выходит.

— Мне это неинтересно… — поморщился Валерий Эдуардович. — Ты мне другое скажи: сколько, на сколько и какой процент.

— А с чего вдруг ты таким добреньким стал? — поднял подкрашенные брови Игорь Андреевич. — Давай уж начистоту. Положил-таки глаз на Лялечку и ее жилплощадь, а? Не знаешь теперь, как и отблагодарить, так прикажешь тебя понимать?

— Ладно, давай начистоту, — согласился Валера, сняв руки с руля. — Мне на самом деле интересно, от кого ты это узнал.

— И если я, наплевав на свои принципы, на данное мной слово, скажу тебе…

— Брось, ты давно на них наплевал, — усмехнулся Валерий Эдуардович. — Ты их давно конвертировал, иначе говоря. Итак, назови свою цену.

— Пятьсот тысяч на три месяца под три процента.

Валера присвистнул.

— Такие деньги как раз три месяца собирать надо. И процент… За таким процентом в сберкассу обращайся.

— Кто знает, может, информация моя того стоит, — многозначительно произнёс Хлестов.

— Смотря кого назовёшь, — пожал плечами Пирожников. — Да я еще и не знаю, можно ли это проверить…

— Но проценты-то ты кое-кому платишь, верно? — наседал Хлестов. — Не всем. Только откуда бы я узнал, если бы кое-кто из получающих мне об этом не сообщил?

— Допустим… — неопределенно сказал Пирожников, снова положив руки на руль. — Но, узнав правдивую информацию от одного, ничего не значащего, ты вполне можешь свалить все на другого, на того, за кого я должен заплатить больше… Разве нет?

Игорь Андреевич развёл руками.

— Могу, но не стану. Вот тебе мое слово, — произнёс он важно.

— Негусто, — усмехнулся Валерий Эдуардович. — Хорошо бы что-нибудь посущественнее.

— Существенно, Валерочка, то, что, слегка прижав этого весьма значительного в Москве человека, чья подпись стоит сорок тысяч баксов, ты с лихвой сможешь возместить свои затраты на меня.

— Если останусь жив, — кивнул Пирожников. — Ну вот ты и проговорился. Уж мне ли не знать, чья подпись в Москве сколько стоит. Во-первых, он не из органов, не так ли? Вычислю его сам, как ты понимаешь…

Хлестов побледнел.

— Язык мой — друг твой, — простонал он. — Но ты ведь понял теперь, что я сказал правду?

— Пожалуй, — согласился Пирожников. — Одно непонятно. Почему он рассказал об этом именно тебе? Ему-то что от тебя нужно?

— А то же, что и всем другим… — вздохнул Игорь Андреевич. — У таких всемогущих, как он, всегда найдётся слабое место: дочка на выданье или любовница в том же возрасте. Или та и другая вместе. А им вожжа под хвост — и не Багамы, и не Канары, этого они наелись сполна, им теперь вынь да положь покрутить задом на телеэкране… И при этом что-то спеть. Чем она хуже такой-то или такой-то, которой уже оказали протекцию? Мода такая, понимаешь? А потом общественность хватается за голову: откуда у нас столько безголосых певичек? Это уже достигло размеров стихийного бедствия… Просто не знаю, как спастись от всех этих пап и «папиков». Так вот, наш герой один из них.

— Ты это рассказываешь в который раз, — рассеянно сказал Валерий Эдуардович. — Только что рассказывал про Лялю…

— А она тебе запала в душу, а? Признайся. Вернее, её квартира, если быть точным.

— Сама-то рвется замуж? — спросил Пирожников, искоса поглядывая на соседний «ауди», где молодая блондинка подкрашивала веки, сидя рядом с надутым брюнетом, который хмуро смотрел прямо перед собой. Она пару раз искоса взглянула на Валеру и, встретившись с ним взглядом, коротко улыбнулась.

— Ты меня не слушаешь… — обиженно сказал Хлестов, проследив за его взглядом.

— Я уже понял, о ком идет речь, — сказал Пирожников, не без усилия над собой оторвав взгляд от соседки по пробке.

— Хочешь сказать, в моей информации больше не нуждаешься? — вздохнул Хлестов.

— Хочу сказать, что буду нуждаться в ней и в будущем, — сказал Пирожников. — Поскольку наслышан, откуда ты ее черпаешь… Не у тебя ли родственник, некто Логунов, служит при мэре по вопросам культуры, если не ошибаюсь?..

— Не ошибаешься, — не без гордости сказал Хлестов. — Андрюша — мой племяш, мы его заблаговременно туда пристроили.

— И потом, пока существует этот бум на телевидении, о котором ты рассказывал, будешь поставлять мне информацию от твоего племянника, заслуживающую доверия… Ну и прочие специфические услуги. Разумеется, всякая работа должна быть оплачена, так и быть… но не меньше десяти процентов. И на два месяца.

— Без ножа режешь! — простонал Хлестов. — Но хотя бы за Лялю и ее квартиру можно сбросить парочку процентов? И набросить еще месяц?

— А за, её деда, который не спешит помирать, напротив, надо бы накинуть… — усмехнулся Пирожников. — Итого — девять. И ни процента меньше. И ни месяцем больше.

И снова посмотрел на блондинку. Но она теперь сидела отвернувшись, а Валеру пристально разглядывал её хмурый брюнет.

— Ладно, — вздохнул Хлестов. — Четыре процента на один месяц.

— Замётано, — кивнул Валерий Эдуардович.