Ирина Арбенина - Чертова баба

Капусту в соответствии с новыми поварскими традициями на монастырской кухне солили порциями, по мере того, как заканчивалась. А не так как в прежние времена: как урожай — так уж на всю зиму. Благо продавались теперь свежие, импортные кочаны в магазинах круглый год.

Но Светловой предстояло капусту не солить — Светловой лишь предстояло капусту резать.

Холодные упругие кочаны были навалены горой возле длинного кухонного стола.

Светлова посмотрела на эту гору и ахнула…

— Глаза страшатся, а руки делают, — успокоила ее сестра Евпраксия, с которой в паре назначили послушание Светловой. И Анина напарница — высокая сухопарая и довольно мрачная женщина, достав из кухонного ящика нож, принялась за работу.

Нельзя было не отметить, что нож, которым сестра Евпраксия, Анина напарница, резала капусту, был совершенно невероятных размеров — с огромным, широким, как у тесака, лезвием. Однако управлялась сестра с ним на редкость ловко, как повар в рекламном ролике, с фантастической скоростью кроша очередной упругий прохладный кочан.

Стук стоял на кухне, как будто из пулемета строчили… И капуста вылетала из-под ее ножа, как из электрического кухонного комбайна — идеальной ровной стружечкой.

На этом фоне работа самой Светловой, надо было это признать, выглядела на редкость жалко.

Преимущество в этом соцсоревновании было настолько явным, что Анина напарница, столь ее опередившая в своих результатах, вероятно, решила, в конце концов, что вполне может и передохнуть.

— Пойду компоту попью! — предупредила Аню Евпраксия и отложила свой тесак в сторону.

Аня кивнула, продолжая мучиться со своим кочаном. Минут через пять, когда Евпраксия ушла" она снова подняла голову, чтобы перевести дыхание. И замерла. Светловой вдруг показалось, будто что-то изменилось.

Картинка стала иной…

Это было что-то вроде теста «на внимательность», которые часто печатают в журналах: сравните две одинаковые картинки и найдите несколько отличий.

Собственно, отличие было всего одно.

Еще пять минут назад краем глаза Анна видела, что тесак, которым Евпраксия кромсала капусту, лежит на другом краю длинного стола. А теперь…

Теперь ножа там не было.

«Куда же он делся? — недоуменно раздумывала Светлова. — Евпраксия пьет компот… Кто же его мог взять?»

Продолжать эти рассуждения Светлова не стала… Что-то, что было посильней логики и что, наверное, вполне можно назвать инстинктом самосохранения, вдруг заставило ее пригнуться и как нельзя более шустро шмыгнуть за гору приготовленных к резке кочанов.

И вовремя. Исчезнувший из поля зрения нож объявился снова… Тесак просвистел мимо и воткнулся в дощатую перегородку над Аниной головой.

Через минуту Светлова услышала, как хлопнула, закрываясь, дверь.

Анна поторопилась выглянуть из-за своего капустного укрытия, но в кухне никого уже не было: дверь закрыта, только из щели торчал черный лоскут. Видно, дверью прихлопнуло край чьей-то длинной черной юбки.

На одно лишь мгновение дверь приоткрылась снова — кто-то, столь поспешно убегавший, освободил край своей юбки, и дверь захлопнулась снова.

Светлова попробовала выбраться из-за своего укрытия с очень решительным намерением догнать неизвестную метательницу дротиков. Но от резкого движения гора кочанов, за которой она укрывалась, вдруг покачнулась и неумолимой лавиной поползла вниз, заваливая Светлову с головой.

Со смачным шмяканьем — недаром в кино оплеухи озвучивают, бросая на пол кочаны капусты, — бледные упругие шары падали на пол, раскатываясь по кухне…

Дверь снова распахнулась. На пороге стояла обеспокоенная необычным шумом Ефимия:

— Анна Владимировна! — обеспокоенно позвала она Светлову, озирая пустую кухню. — Где вы, голубушка?

— В капусте… — пытаясь выбраться из груды обвалившихся кочанов, несколько смущенно пояснила Светлова.

Анна ясно видела, как Ефимия подошла к дощатой перегородке и потрогала пронзивший податливое дерево тесак.

— Ах, ах! Нашу Аню в капусте нашли, посмеивались сбежавшиеся на шум послушницы, заглядывая в дверь кухни.

Однако самой ей было не до смеха. Выбравшись наконец из груды кочанов, Светлова выглянула в окно и успела увидеть, как из дверей флигеля, где размещалась кухня, выскользнула женская фигура. Бросаться вдогонку было бессмысленно: пока Анна будет спускаться по крутым ступенькам со второго этажа, пройдет время…

Светловой оставалось лишь бессильно наблюдать, как торопливым шагом, низко опустив голову, эта женщина пересекла монастырский двор и скрылась из вида за дальними хозяйственными постройками. Темный платок, длинная черная юбка…

Ищи-свищи…

Все кошки ночью серы, а все послушницы и паломницы в монастыре одеты одинаково.

И Светлова вдруг вспомнила сказку про лихо, которую они все вместе, с маленьким Китом и Петей, читали дома, когда позвонил Андрей Кронрод. Вот с того самого момента и у Светловой на горизонте появилось лихо…

Анна, как тот кузнец, которому не сиделось в его спокойной деревне.

Шило в одном месте — вот и пошел он искать приключений…

А лихо… Лихо это… Правильно сказал тогда маленький Кит: лихо — это большие неприятности.

И все теперь у Ани, как в той сказочке — избы темные, дорожки кривые и… пусто, нехорошо, зло.

Вот и женщина идет… высокая женщина, худощавая. Именно так лихо в той сказке и описывалось.

Может, тоже кривая и одноокая? Да лица, жаль, не разглядишь…

Когда Анна оглянулась, жизнь на кухне уже снова вошла в прежнее русло.

Ефимия и сбежавшиеся было на шум падающих кочанов послушницы уже ушли.

А напившаяся компоту напарница Евпраксия как ни в чем не бывало со скоростью пулемета снова рубила злополучным тесаком капусту у дальнего края стола.

— Это вы его вытащили? — спросила у нее Светлова.

— Чой-то это я вытащила? — довольно искренне не поняла ее вопроса послушница.

— Ну, нож из стены вы вытащили? Евпраксия смотрела на нее с недоумением.

— Ничего я не вытаскивала ниоткуда! — ошарашенно произнесла она наконец. — Нож на краю стола лежал, когда я вернулась. Попила я компоту и вернулась… Только и всего!

— Только и всего, — озадаченно повторила вслед за ней Светлова.

Вопрос, кто метнул в Светлову этот тесак, был, конечно, актуален. «Но не менее интересно было бы выяснить, — подумала Аня, — кто вытащил его из стены и опять положил на стол?»

По сути дела, была уничтожена улика.

После того как это случилось, то есть после того как единственная улика была уничтожена, говорить Анне об этом происшествии с игуменьей было бессмысленно.

Даже если на рукоятке ножа и остались отпечатки — теперь они затерты потными ладонями Евпраксии.