Сергей Рокотов - Вышел киллер из тумана

В конце августа они вместе на поезде поехали в Москву. Взяли на вокзале такси, которое развезло их по разным общежитиям…

Первого ноября к пяти часам Андрей подошел к Центральному входу Ярославского вокзала. Первое ноября как раз пришлось на воскресенье. В этот день в Москве подморозило, шел небольшой снежок. Олега не было.

Андрей ждал минут двадцать, отчаялся и уже пошел было восвояси, как услышал издалека знакомый голос:

— Старик! Стой, старик, подожди! Стой! Извини! Опоздал!

Андрей обернулся и увидел Олега, еще больше располневшего, отрастившего подковообразные усы и лихие пушистые бакенбарды, одетого в кожаную куртку на меху и огромную лисью шапку. Под руку его держала стройная блондинка с распущенными волосами, в модной нейлоновой куртке.

«Не теряется, однако, волжанин в Москве, — подумал Андрей. Действительно, Дон Гуан. Да и Хмель, в придачу». Широкое лицо Олега разрумянилось, от него ощутимо пахло спиртным.

— Знакомься, это Света, — представил подругу Олег. — А это Андрюха Стрельцов, мой самый близкий друг, студент МИФИ. Извини, Андрей, ранний склероз, я чуть совсем не позабыл про нашу договоренность. Мы со Светкой со вчерашнего вечера были у Володьки Кулагина на даче, и вдруг я вспомнил. Неожиданно вспомнил, меня вдруг осенило, словно удар молнии… И мы сразу бегом к электричке. Только что приехали… Слава богу, ты не успел уйти, я бы век себе не простил. Как ты жив-здоров?

— Отлично, — улыбнулся Андрей. — И рад тебя видеть в добром здравии.

Они прекрасно посидели в привокзальном ресторане, шло застойное время, все было доступно и дешево.

— Давай на следующие выходные поедем к Володьке на дачу, — предложил Олег после третьей рюмки. — Там так клево, тихо, спокойно. Володькины родители в загранкомандировке в Чехословакии. Светка подружку пригласит. Шашлыки пожарим, Кулагин нам на гитаре сыграет, попоем, побалдеем… Я тебе звоню в пятницу. Договорились?

— Договорились.

Олег не позвонил…

Студенческая жизнь с ее лекциями, зубрежками, зачетами, экзаменами, дружескими попойками, пивными походами, мимолетными романами пошла своим чередом. Летело, словно птица, прекрасное незабываемое время, которому никогда не суждено вернуться назад.

Но судьба играет человеком, и от нее никому никуда не деться.

…С того страшного дня все перевернулось в его жизни, в его восприятии мира. Детство, юность словно мгновенно унесло неким жутким, черным, чудовищной силы вихрем. Это произошло в конце июня восьмидесятого года, когда Андрей только что сдал сессию за второй курс и собирался ехать на практику.

— Телеграмма… — пробормотала секретарша деканата, дрожащей рукой протягивая Андрею листок бумаги. — Извини, Стрельцов, я прочитала…

Он бросил на нее быстрый взгляд, предчувствуя недобрую весть. В зеленых глазах секретарши блестели кристаллики слез.

Он взял телеграмму. Уставился в скупые строки. И до него никак не могла дойти жестокая, не оставляющая никакой надежды суть этих строк:

«Дорогой Андрей. Вчера в автокатастрофе погибли мама, папа и Саша. Прими наши соболезнования. Срочно приезжай. Дядя Слава».

Секретарша стояла с открытым ртом, ожидая реакции Андрея.

А он все молчал. Потом поднял глаза и произнес каким-то чужим глуховатым баском:

— Такие вот, значит, дела…

Смял в кулаке телеграмму и медленно пошел по коридору.

Перед отъездом он позвонил в общежитие Олегу. Ему сообщили, что тот утром уехал на практику…

Подробности катастрофы были ужасными. Водитель автобуса, в котором ехали родители и младший брат Андрея на свою недавно купленную маленькую дачку на берегу Волги, попытался сэкономить время и проскочить перед товарняком. И не успел… Погибли все пассажиры. В живых остался только сам водитель, получивший каким-то чудом лишь незначительные травмы. Его где-то прятали от самосуда.

— Что делать, Андрюша, — развел руками младший брат отца, дядя Слава, стоя рядом с ним на кладбище. — Такая вот судьба. Надо жить дальше…

Андрей молчал. Он не мог произнести ни слова. Какой-то жесткий комок в горле не давал ему даже дышать, не то, чтобы говорить. В эту минуту он особенно отчетливо понимал, что остался практически один в этом мире.

Сдаваться он, однако, не собирался. А в Волжанске оставаться не хотел: жара, пыль и скука провинциального, хоть и родного города угнетали, обнажали его непомерное горе. А в свою квартиру он вообще не мог войти, его буквально начинало трясти, мертвенная тишина квартиры словно кричала душераздирающим криком о его одиночестве. Три ночи он ночевал у дяди Славы. И на следующий же день после похорон уехал в Москву, а оттуда прямо на практику.

Однокурсники были изрядно удивлены, увидев Андрея. Никто не ожидал, что он появится на практике, да еще так скоро.

А выглядел он неплохо. Только немного осунулся и побледнел. Однако был еще более подтянутым и аккуратным, чем обычно. И лишь только самые проницательные глаза заметили то новое свойство, появившееся у Андрея Стрельцова — легкую, едва заметную полуулыбку на тонких губах. Эта полуулыбка, словно маска, была надета на его лицо. А его карие глаза стали совершенно непроницаемыми и недоступными.

Май 2000 г.

Москва

В самом центре Москвы, в одном из тихих уютных переулков, в шикарном, обставленном дорогой мебелью кабинете центрального офиса банка «Роскапиталинвест» сидел начальник Управления Олег Михайлович Хмельницкий, сидел, обхватив свою кудрявую, рано, но уже весьма заметно седеющую голову обеими руками, и напряженно думал. В его голове роем проносились беспорядочные воспоминания. Воспоминания то бросали его в далекое прошлое, то почти приближали вплотную к нынешнему моменту.

Никогда за свою почти тридцативосьмилетнюю жизнь он не сталкивался ни с чем подобным. И ситуация была такая, что выход найти было более чем сложно. Если не сказать еще хуже — просто невозможно…

Он всегда был оптимистом, всегда являлся душой компании, все считали его неунывающим бодряком. Являлся ли он таким на самом деле? Наверное, да… Он никогда не пытался казаться другим, не носил никакой маски, любил жизнь во всех ее проявлениях и умел наслаждаться ею. Он всегда был доволен своей жизнью.

А на что ему было жаловаться? Приехав из Волжанска в Москву в семнадцатилетнем возрасте, он с первого же захода поступил на экономический факультет МГУ, получив одни пятерки на вступительных экзаменах без всякой посторонней помощи. А поступив, со всей душой окунулся в занятия.

У него была изумительная память, обучение давалось ему легче, чем большинству студентов. Он все сессии сдавал на одни пятерки. При этом вовсе не вел затворнический, монашеский образ жизни, совсем даже наоборот.