Лев Корнешов - Пуля для бизнес-леди

Настя позвонила послу Бираго Диопа.

— Президент просил сообщить вам, когда я улетаю в Париж. Двадцатого, рейсом «Эр Франс». Вам все понятно?

— Абсолютно, госпожа Анастасия. Вас будут встречать.

После краткого разговора с послом Настя набрала номер Волнухина.

— Женя, запиши информацию: «Известная русская предпринимательница, генеральный директор издательского дома „Африка“ госпожа Соболева-Демьянова намерена посетить Париж для участия в презентации парижского отделения своего издательства. По сведениям, полученным из конфиденциальных источников, госпожа Соболева уже заказала билеты для себя и сопровождающих её лиц на двадцатое…» Записал, Женя? Скажи Фофанову, пусть ставит в завтрашний номер.

Настя вызвала звонком Нину:

— Запиши факс для президента «Банка оф Цюрих»: «Дорогой господин президент! Имею честь пригласить вас на презентацию отделения моего издательского дома в Париже. Надеюсь на встречу с вами двадцать первого. Кроме удовольствия снова видеть вас, хотелось бы обсудить некоторые вопросы, представляющие взаимный интерес. Заранее благодарна…»

— Вот теперь все! — сказала Настя. — Останется только ждать. Кстати, Михаил Иванович, послезавтра появится моя статья в газете, так что удвой охрану — точно придут бить окна. Потому и перенесла визит в Париж, чтобы полюбоваться на это зрелище.

…Фофанов, прочитав рукопись статьи Насти о «национальных» эссесовских формированиях, завопил поначалу дурным голосом:

— Ни за что!

— Все главные редакторы одинаковы, — пожала плечиками Настя. — Право дело, как девочки-целочки: вначале вопят «никогда и ни за что!», а потом благодарят.

— Анастасия Игнатьевна, я не могу! Это ведь крах!

— Как для кого. Давай, Юра-Юрочка, действуй. И как говаривали раньше в нашей редакции — вперед и с песнями.

Фофанов тяжело дышал в трубку, сопел, вздыхал, бормотал непотребные слова. Насте даже стало его немного жалко и она сказала:

— Ты, милый, не дергайся. Соберись с силами, и мы с тобой сделаем маленький переворотик, после которого в редакции поймут, что ты действительно Главный.

Фофанов сдался.

Генерал Грачев выполнил просьбу Насти. Через день после разговора с ним в её офис прибыл фельд с большим пакетом и с пистолетом на ремне. Нина вознамерилась принять пакет, но фельд заявил: «Только адресату» и направился к двери в Настин кабинет. Но на его пути встал Артем, дежуривший в приемной. «Войдешь, но без оружия». Самолюбивый фельд посмотрел на Артема с некоторым презрением и стал расстегивать клапан кобуры. Артем со своей стороны откинул полу пиджака и потянулся к рукоятке своего пистолета. На шум вышла Настя, быстро оценила обстановку и скомандовала: «Отставить!»

— Госпожа Соболева? — невозмутимо осведомился фельд.

— Она самая, — улыбнулась доброжелательно Настя.

— Чем можете подтвердить?

Настя протянула удостоверение. Он изучал его тридцать секунд. Боже мой, ничего не изменилось, подумала Настя, в подъездах ЦК тоже рассматривали документ тридцать секунд, даже если видели посетителя в тысячу первый раз.

— Примите пакет.

К пакету был приклеен листочек, Настя расписалась в нужной графе, поставила дату и время, Нине сказала: «Шлепни печать».

Фельд почтительно козырнул, четко повернулся и ушел, не удостоив никого, кроме Насти, даже взглядом. Для таких, как он, существовали лишь те, кто имеет право принимать подобные пакеты. Или посылать их.

В пакете было все, о чем просила Настя генерала Грачева. Даже с избытком — генерал позаботился об иллюстрациях.

Это были страшные материалы. В 1944–1945 годах, по горячим следам следователи-чекисты собрали сведения о зверствах так называемых «национальных» эссесовских формирований: рассказы очевидцев, протоколы допросов, показания чудом уцелевших после массовых расправ людей, приказы немецкого командования о тотальном уничтожении деревень и городов руками местных карателей. Настя читала о том, как бандеровцы на Волыни загоняли польское население в костелы и поджигали их. Как «офицеры» из калмыцкой дивизии насиловали женщин и вешали на их глазах мужей. Как, захватив молоденькую связную, шедшую на связь с партизанами под Львовом, забивали ей колышки в уши. И как на территории Жежувского воеводства в Польше польские националисты загоняли в церкви украинцев и тоже сжигали их. И ещё читала Настя про то, как в украинских местечках набивали еврейскими семьями колодцы и сравнивали тракторами с землей. А в белорусских деревнях каратели, чтобы не расходовать патроны, резали женщин и детей ножами… И в Прибалтике набивали рвы людьми и пускали по ним танки…

Немецкие офицеры с удовольствием фотографировали массовые расправы и казни — для памяти о «славном походе на Восток». И эти снимки тоже стали документами обвинения. Вот по весеннему лугу идет обнаженная девушка. Она уже простилась с жизнью и на её лице нет страха. Остался лишь стыд: она прикрывает ладошками угольничек между ног. А за нею — мордатый в странном мундире, явно из местных полицаев, в лихо сдвинутой пилотке. Автомат он уже взял наизготовку — очередь раздастся через секунды…

Боже мой! Настя догадывалась, что окунется в ужас, в мрак, но чтобы в такую бездонную черную пропасть? Фашисты уничтожали ни в чем неповинных людей руками предателей, всякой сволочи, которая в войну выползла из всех щелей…

Настя написала свой материал так, что в нем при всем желании нельзя было найти и намека на оскорбление национальных чувств. И она беспощадно назвала палачей — палачами, карателей — карателями, садистов — садистами, какой бы национальности они ни были и какие бы мундиры — наспех скроенные по эссесовским образцам — они ни носили. Ее выводы были однозначными: да, массовые репрессии со стороны тотального режима были, но было и другое — массовые зверства тех, кто прикрывался, как флагом, «национальными идеями». «Кажется, не тех отправлял в лагеря Сталин, — писала Настя. — Если заключенные из лагерей умоляли послать их на фронт защищать родину, а другие, благополучно избежавшие репрессий, соревновались, кто больше наколет на штыки еврейских младенцев». К материалу своему она приложила список «национальных» формирований, созданных немцами.

Статья произвела впечатление разорвавшейся мощной бомбы. Номер газеты мгновенно исчез из киосков.

Позвонил Фофанов и сказал, что происходит черт знает что. В редакции не умолкают телефоны — сыпятся грязные оскорбления и угрозы. Слава Богу, милиция сориентировалась и к редакции «пришвартовались» два автобуса с омоновцами. Позвонил посол одной соседней державы и заявил, что его народу нанесли оскорбления и он будет протестовать. «Я ему сказал, что если назвать бандита бандитом — это оскорбление для народа, то пусть он валит подальше», — угрюмо сообщил Фофанов. «Молодец», — одобрила Настя.