Михаил Серегин - Фейерверки смерти

— Ты на редкость догадлив, папик, — холодно резюмировала Александра.

Иван Германович подошел еще ближе и посмотрел на невозмутимое лицо Владимира, на которое ложились отсветы от экрана все еще работающего телевизора, и выдавил:

— Но ведь он… ведь только сегодня…

— Вот об этом я ей и сказал.

Берг тряхнул лысой головой, как будто намереваясь таким оригинальным способом привести в единообразие мельтешащие в ней мысли, а потом, запинаясь, сказал:

— Знаете что… все равно не спится… пойдем в гостиную, выпьем кофе с коньяком. Поговорим.

— Вот это уже лучше, — сказала Саша.

***

В гостиной Саша рассказала Ивану Германовичу историю своего знакомства со Свиридовым: вероятно, она подумала, что отцу уже достаточно негативных эмоций на сегодня, и эта история его позабавит.

Так и вышло: Берг даже позволил себе расхохотаться, и немалым подспорьем тому стало неумеренное количество коньяка, которое тот лил в свой кофе.

Свиридов сидел чуть поодаль и только скромно улыбался: что ж, едва ли этот смехотворный эпизод повредит в дальнейшем. Скорее напротив — это покажет, что он, Владимир, вовсе не машина смерти, которой он уже начал было представать в глазах Ивана Германовича после всех этих мясорубок, что он просто человек со своими странностями и ничто человеческое, в том числе предусмотренная Кодексом тяга к мелкоуголовной романтике, ему не чуждо.

— Ну и ну, — подытожил свои впечатления Берг. — Ну… вот никогда бы не подумал. Значит, те продукты, которые у вас были разбросаны по всей квартире, когда я пришел без приглашения…

-..и даже та водка, которую пил мой друг Афоня, — продолжил перечень Владимир, — да, все это — товар из вашего магазина.

— Угу… — протянул Иван Германович.

И тут зазвонил телефон.

Берг недоуменно взглянул на часы, показывающие десять минут четвертого ночи, и переглянулся со Свиридовым: как, брать или не брать трубку.

— Может, опять что-то случилось? — пробормотал он. — Или это Евгений Иваныч… насчет того же самого.

— А что с Евгением Ивановичем? — тревожно спросила Саша, и Свиридов подумал, что она, по всей видимости, еще не знает о том горе, которое обрушилось на Мещерина.

— Возьму, — решился Берг и снял трубку. — Да, я слушаю. Кто это говорит? Кто-о-о?!

Свиридов поднял на него напряженный взгляд и увидел, как Берг стремительно меняется в лице: ползут вверх тонкие ниточки светлых бровей, отвисает и без того изрядно отвислая толстая нижняя губа, а в глазах появляется выражение сродни тому, что возникает на лице человека, молодецки приложенного веслом.

Впрочем, Иван Германович быстро пришел в себя. Отвел от уха трубку с прижатой на ней кнопкой "Mute" (чтобы абонент не мог его слышать, а потом растерянно произнес:

— Я не знаю, может, не так соединилось… ну, в общем, он говорит, что он — Корнилов.

Свиридов подскочил со своего места и, переключив аппарат на спикерфон, в просторечии — громкоговорящую связь, выговорил:

— Это шутки такие или в натуре Крот?

— А это кто там у тебя гавкает, Берг? — раздался чуть заметно картавящий голос. — Собаку завел, что ли?

— С тобой, свинья, не гавкает, а ррразговаривает капитан Жеглов! — искусно копируя голос, интонации и особенно раскатистую "поющую" "р-р-р-р", ответил Свиридов, и Саша еле сдержала слабую улыбку, несмотря на то что ее тонкие пальцы нервно комкали рукав наброшенной поверх ночной сорочки рубашки. — Слыхал такого?

Абонент от неожиданности поперхнулся и замолк на полуслове: вероятно, ему на своем веку все-таки приходилось смотреть сцену задержания банды Горбатого из "Места встречи…" — все-таки Свиридов сымитировал очень похоже.

— А в общем. Крот, ты меня должен помнить, — сказал Владимир. — Помнишь, как-то раз мы виделись в "Менестреле", и пресвятой отец Велимир благословил троих твоих хлопцев в травматологическое отделение?

— А-а-а, — с недоброй интонацией протянул тот. — Ты этот, как его… Свердлов, что ли?

— Свердлов — это другое, — сказал Владимир. — Был такой — Свердлов Яков Моисеевич, деятель ВКП(б). Моя же фамилия Свиридов.

Слыхал, я думаю.

— А, ты с Китобоем в близких, — отозвался Крот. — Слыхал. А что ты там делаешь у Берга?

— А ты не догадываешься? Твоих цепных псов оберегаю… Пока удачно.

— Значит, это ты их так вздрючил? — без особого выражения в голосе спросил Корнилов.

— До этого, допустим, не дошло, но в целом верно.

— Так и надо. Избавил меня от лишней работы. Ладно. Давай сюда Берга.

— Что вам нужно? — стараясь говорить бесстрастно, спросил Берг.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Говорите.

— Нет, ты не понял, Берг. Мне нужно поговорить с тобой… как это… С глазу на глаз.

— Адмирал Нельсон и генерал Кутузов — встреча с глазу на глаз, — снова вмешался Свиридов. — А что, Крот, повинную голову Берга сразу на блюдечке с голубой каемочкой принести?

— Брехло ты, Крот, — не выдержала до той поры молчаливо сидевшая на своем месте Саша. — Кто мне говорил, что ты никогда…

— Ба-а-а, — протянул тот, — кого я слышу?

Сашка? А Мика тут тоже сидит… неподалеку.

И бандит многозначительно хмыкнул. Берг непонимающим и откровенно неодобрительным взглядом посмотрел на дочь и хотел было что-то сказать, но та показала ему жестом, чтобы он молчал, и спросила у Корнилова:

— Что ты хочешь сказать отцу? Он уже и так весь издергался, а тут еще ты со своими звонками в три часа ночи!

— Я скажу только при личной встрече. Приезжайте немедленно.

— А почему не утром?

— Потому что утром уже может быть поздно.

— Многообещающая и все объясняющая фраза, — холодно проговорил Свиридов. — Что вы по этому поводу думаете, Иван Германович?

Берг угрюмо молчал.

— Вы что, не сечете поляны? — снова заговорил Корнилов. — Я, в натуре, хочу добазариться. Ну, не могу я по телефону. Я и позвонил ночью только потому, что шифруюсь от прослушивания, а то так в точняк засветимся.

— Прослушивания?

— Иван Германович! — В голосе Крота послышались довольно явные искренние нотки, и сам факт того, что Берга впервые поименовали по имени-отчеству, внушал доверие, по крайней мере, внешне. — Ну, не стану я косорезить. Тут мне тоже как фишка выпадет. И вообще… я хочу выйти из этой нечистой игры.

И тут Берг сорвался.

— Нечисто-о-ой? — заорал он, аж подпрыгнув на месте, а потом приблизил лицо к аппарату и заорал в самый громкоговоритель. — И это говоришь ты… ты, который замочил сына моего компаньона и друга!

— Кого я замочил? — недоуменно спросил Крот.

— Значит, это не твои ублюдки после того, как их подельники едва унесли ноги с Лебедева-Кумача… не они застрелили сына Жени Мещерина?!

— Кого-о? — Корнилов внезапно мучительно закашлялся сухим, острым рваным кашлем, и в трубке минуту не было ничего слышно, кроме этого кашля.