Михаил Серегин - Фейерверки смерти

Высоченная стена с узкими, встроенными на манер бойниц окнами, из которых, казалось, вот-вот просунется дуло "калькулятора для окончательных расчетов", была увита плющом, а в живой занавеси просматривалась огромная, метра два с половиной, стальная дверь, окрашенная в красновато-бурый, керамзитового оттенка, цвет.

Во всем фасаде горело только одно окно — на втором этаже.

Несмотря на то что от него до земли было добрых шесть метров, оно было зарешечено, и решетка, судя по всему, была прочнейшая.

"Никак не отвыкнет Крот от привычки видеть небо в клеточку, — подумал Владимир. — Все-таки десять лет отбарабанил в казенном заведении с нарами, парашей и прочими удобствами".

— Никогда тут бывать не приходилось, — сказала Саша. — Мрачное место.

— Да-а уж… — тоном Ипполита Матвеевича Воробьянинова протянул Берг.

В этот момент перед "мерсом" вырисовалась весьма значительных размеров темная фигура и помахала рукой, сигналя остановиться.

Свиридова, Берга и Сашу в абсолютном молчании проводили в глубь двора, за дом.

С обратной стороны жилище Крота оказалось далеко не такого зловеще-готического вида.

Здесь наличествовала вполне привлекательная и уютная терраса.

Уютная-то уютная, но застекленная бронебойным стеклом. Возле дома был фонтан, ныне не работающий, с водруженной на него бесформенной мраморной скульптурой сомнительного упадочного толка.

Детина-проводник впустил визитеров на террасу и закрыл на замок хрупкую на первый взгляд дверь, которую на самом деле можно было бы демонтировать разве что скромным и непритязательным выстрелом из гранатомета. На террасе долгожданные гости — и особенно Владимир, которого, как показалось Бергу и Саше, здесь видели не в первый раз — попали под шквальный перекрестный огонь подозрительных взглядов трех уголовного вида молодцов в спортивных костюмах и с массивными шеями, на которых сидели стандартные мини-головы а-ля "бильярдный шар", Крот ждал в доме, в роскошной, отделанной глубокого бордового оттенка бархатом и обставленной красной мебелью — невероятно безвкусной комнате. Увидев Берга, Свиридова и Сашу, он приподнялся навстречу.

Это был невысокий, плотный здоровяк с довольно длинными для джентльмена подобного криминального профиля темными волосами и подозрительно поблескивающими маленькими глазками под густыми бровями.

Под рубахой виднелась толстенная цепь с массивным, типично бандитским — как то ни святотатственно звучит — золотым крестом.

— Я был уверен, что вы приедете, — без всяких предисловий сказал Корнилов. — Располагайтесь. Чувствуйте… типа как дома.

— Что вы хотели мне сказать? — сухо спросил Берг, присаживаясь на краешек кресла.

Крот покосился на Владимира, и в этот момент в комнату вошел высокий и статный парень лет двадцати семи, с красивым хищным лицом приятного оливкового оттенка. На армянина, коим он являлся, вошедший походил куда меньше, чем, скажем, на итальянца.

При виде его Саша вздрогнула и вжала голову в плечи.

— Микаэл… — пробормотала она.

— Мое почтение, уважаемые, — почти совершенно без акцента произнес он. — А, Саша, привет. Давно не виделись. Ник, я тут пасижу, паслушаю, а?

Ника да Мика, промелькнуло забавное словосочетание в голове Свиридова, и он неожиданно для самого себя широко улыбнулся, а потом под недоумевающим взглядом хозяина дома сказал:

— Мы вас внимательно слушаем, Никита Павлович.

Крот, которого Никитой Павловичем называли, наверно, только при оглашении приговоров суда, вздрогнул и посмотрел на Свиридова несколько более нервно, нежели можно было ожидать от преуспевающего бандита. И наконец сказал то, что от него ждали:

— Я позвал вас затем, чтобы сказать: мне поручили устранить вас, Иван Германович, и… — Он с сомнением посмотрел на Владимира, качнул головой и договорил:

— И тебя, Свиридов.

— Почему-то это меня не удивляет, — сказал Владимир. — И ты, конечно, вызвал нас сюда, чтобы отработать прямо на дому. Решетку на окошко надел, чтобы не выпрыгнули.

— Да не шути ты так, — устало и серьезно сказал Крот. — Этот козел в самом деле, кажется, спятил! Я больше не хочу иметь с ним дела.

Я не собираюсь ввязываться из-за него в ссору с Китобоем. И особенно…

И он выразительно посмотрел на Владимира.

— Ты меня сегодня разглядываешь, словно я Наташа Ростова на первом балу, — критически заметил Свиридов. — Что ты хочешь сказать, давай говори.

— Хорошо, — после некоторого колебания сказал Крот. — Был базар, что ты, Свиридов, и есть Робин. Тот самый, который устраивает заказное мочилово по наводке Китобоя.

Саша вздрогнула, Владимир покосился на нее краем глаза и произнес:

— Все это разговоры в пользу бедных, Крот.

Если бы я даже и был этим Робином, ты что, думаешь, я прямо так тебе все и рассказал, как деревенская девушка на исповеди в страстную пятницу, или какой там день недели? Кто сказал тебе это?

— Я сказал, — неожиданно прозвучал голос Микаэла, — я сказал. Да, била у мэня такая информация.

— Кажется, мы отклоняемся от дела, — сказал Берг. — Неважно, кто такой мой личный телохранитель. Мне рекомендовал его уважаемый мною человек, и я не хочу больше говорить об этом.

— Канэчно, уважаемый человек, — подтвердил Карапетян. — Китобой очень даже уважаемый человек. Вэдь это он рекомендовал Свыридова, своего друга, скажем так… нэ так ли?

— Какое это имеет значение? — нетерпеливо проговорил Берг. — Ближе к делу. Какой человек нас заказал?

— Всэму свое время, — спокойно проговорил Микаэл. Крот открыл было рот, но Мика положил ему на плечо руку, призывая временно воздержаться от вступления в беседу, и произнес:

— Нам стало известно, что ви думаете, будто это ми взорвали ваш лимузин, Иван Гэрманович?

На этот раз сам Корнилов посмотрел на него со все возрастающим недоумением, и Владимир так же легко, как если бы это была раскрытая книга, прочитал в маленьких глазах Крота вопрос: чего это ты несешь, Красная Шапочка?

К чему все это словоблудие?

Свиридов внезапно почуял недоброе, словно в воздухе разлилось тоскливое предчувствие опасности — как перед грозой накипает тяжелое душное затишье.

…Владимир всегда отличался тонкой интуицией, несравненно более чуткой, нежели Берг, который в ответ на слова Микаэла начал медленно закипать.

— Я и сейчас так думаю, — раздувая узенькие ноздри своего длиннейшего носа, сказал Берг. — И вообще, Корнилов, я не понимаю, к чему ты пудришь тут мозги. Говори по существу, а не верти задом, как старая проститутка.

Корнилов потемнел лицом, на широких калмыцких скулах взбугрились и заходили желваки.

Он поднялся во весь свой рост и возмущенно прогрохотал, не замечая белого лица Саши и предупредительных знаков, которые делал ему Микаэл: