Дэнни Кинг - Дневник налетчика

— Я тебя умоляю! — сказал Иванс. — Ты здорово справился с Санни Джимом.

— Это была самооборона. Он не оставил мне выбора. Даже если бы дело дошло до суда, меня бы оправдали.

Черта с два! Я пристрелил беспомощно лежавшего передо мной человека в упор, а заодно насмерть ранил двух прохожих из своего нелегально приобретенного пистолета. Не говоря уже о прочем дерьме, которое всплывет, если меня посадят за решетку. Хотел бы я встретить адвоката, который выторгует мне условный срок за столь мелкие прегрешения!

— А кроме того, — сказал я Ивансу, — смерть — слишком легкое наказание для них. Я хочу, чтобы они просыпались каждое утро и рыдали при мысли о том, что сотворили, в течение десяти лет. Пускай помнят меня до самой смерти. А я каждый день буду чувствовать себя отомщенным.

Я говорил чистую правду. Тюрьма изувечит Дебби и Алана похуже смерти. Она отнимет у них все, что они ценили, однако оставит в живых, чтобы они смогли это осознать. Для них такая жизнь будет подобна смерти, причем самой что ни на есть мучительной. Особенно для Дебби, поскольку заключение отнимет у нее остатки молодости и красоты вкупе с теми радостями, которые они ей дарили. Для нее это будет невыносимо, особенно при длительном сроке (а она его получит, поскольку при попытке прикончить меня было убито несколько невинных людей). Что касается Алана, он тоже многое потеряет. Жена и дети сразу поймут, что он их обманывал. Вместе со свободой он лишится также дома, работы и положения в обществе. А главное, стоит ему подставить в душевой свою толстую попку одному из любителей свежатинки, как он тут же растеряет всю свою напыщенную уверенность в собственной непогрешимости.

Правду говорят: нет худа без добра!

— Я представил тебе доказательства и умываю руки. Тебе остается только взять их! — сказал я Ивансу.

— Не беспокойся, мы этим займемся. А теперь скажи: что нам делать с тобой?

— О чем ты?

— Сдайся властям, Крис. Каждый вооруженный полицейский в этой стране готов тебя арестовать. Не строй из себя героя, не то как бы тебе жизни не лишиться!

— Жизни? — переспросил я. — Ее важность часто переоценивают.

Бывали у вас такие дни, когда вам казалось, что против вас ополчился весь мир? Извините, но мне кажется, вы просто не знаете, о чем говорите. А я знаю, поскольку ощутил это на собственной шкуре.

Если коллеги шутки ради положили ваш бутерброд на залитый солнцем подоконник или, проснувшись в день своего рождения, вы обнаружили на коврике под дверью только счета, вам не нужны никакие официальные обвинения или статистические подсчеты, чтобы решить, что большинство жителей планеты настроены против вас. Возможно, в моем случае все было не так плохо, но после стычки с киллером мне следовало по возможности избегать общения с согражданами, что я и намеревался сделать. Южная Америка внезапно показалась мне очень привлекательным континентом, к тому же я заранее обзавелся фальшивыми документами, а в гнездышке у меня лежала горстка бриллиантов, которые должны были помочь мне устроиться на новом месте и безбедно прожить хотя бы первые годы. Конечно, я чуть было не свихнулся, проведя с Дебби несколько лет на пляжах Греции, но, если выбирать, я предпочитаю сходить с ума от безделья, чем провести двадцать лет в местах не столь отдаленных.

Единственная проблема заключалась в том, что мой узелок с вещами, приготовленный для побега, находился не у меня, а дома, в секретном сейфе, встроенном в бетонный пол под шкафом, стоящим под лестницей (кроме того, я держал там все свои щетки и кремы с лосьонами — чтобы Дебби их не лапала). Это сильно осложняло дело. За моим домом определенно ведется наблюдение, на случай если я тронусь умом и зайду за клюшками для гольфа. Так что я действительно влип. Чтобы слинять, мне нужно забрать вещи, а если я попытаюсь их взять, меня сразу поймают.

С другой стороны, чем дольше я буду торчать в этой стране, размышляя о своем будущем, тем больше вероятность, что сержант Иванс постучит в мою дверь. Всю последнюю неделю я провел у Сида, выходя на цыпочках по ночам разведать, что творится в округе. Днем сидел тише воды ниже травы и плевал в потолок. Полицейские дважды наведывались к дому: шарили в мусорных контейнерах, проверяли электросчетчик — короче, пытались понять, есть кто дома или нет. Интересно, был у них ордер? И знал ли Сид, что они шныряют вокруг дома? А кроме того, меня интересовало, не запрятал ли Сид где-нибудь свою заначку на крайний случай, и я сам пытался это разнюхать… Увы, безуспешно.

Короче, у меня оставался только один выход выпутаться из этой истории — а именно, попросить кого-нибудь зайти ко мне домой и забрать заветный узелок. И чем скорее, тем лучше. Не знаю, долго ли я продержусь, роясь в мусорных мешках и покупая в круглосуточных точках холодные пироги с мясом и чипсы в три часа утра.

Но кого попросить?

Особого выбора у меня не было. Доверял я в этом мире только одной женщине. Я был уверен, что она не смоется с бриллиантами и не сдаст меня полиции. Однако она не отвечала на мои звонки, а оставить сообщение на автоответчике, сами понимаете, я не мог. Не телефонный это разговор. Так что мне ничего другого не оставалось, как попытаться поговорить с ней лично. Я знал, что рискую, но выбрал из двух зол меньшее.

Если не считать моих телефонных звонков, на которые она не отвечала, мы с Хизер не поддерживали никакой связи, поэтому я надеялся, что Ивансу не придет в голову следить за ней. К счастью, круглосуточное наблюдение — дорогостоящая штука. Полиции хватает забот, так что вряд ли они будут допекать мою невестку. Ну, допросят пару раз, обшарят ее дом, может, даже проследят несколько дней, как она ходит по магазинам, однако сомнительно, что у легавых хватит средств, чтобы снимать Хизер на пленку больше недели. Я выждал для верности еще три дня, а затем осторожно нанес ей визит.

Хизер вышла из дома вместе с Бобби и Барри в половине девятого утра и повела их в школу. Нехорошо так думать, но я невольно отметил про себя, что им уже семь и восемь (а может, восемь и девять?), а потому пора уже быть самостоятельными и не держаться за мамину юбку. Я лично начал ходить в школу без мамы уже в шесть лет, а значит, был гораздо круче своих племянников.

Расставшись с детьми у школьных ворот в восемь пятьдесят, Хизер поспешила на работу в кондитерский отдел в торговом центре. Она настолько глубоко ушла в себя, что даже не заметила, как я сел в автобус на заднее сиденье. Новая короткая стрижка, борода и очки помогли мне смешаться с толпой, давая уютное ощущение анонимности.

Короткая поездка на автобусе закончилась у почты, и вскоре мы уже пробирались через стайку ранних покупателей. Не скажу, чтобы в центре была большая толпа, однако благодаря снующим посетителям мне удалось догнать Хизер незамеченным прямо перед входом в кондитерский отдел.