Борис Пугачев - Дуэль с собой

Родик старался не высказывать своего мнения, опасаясь негативной реакции и эмоциональных всплесков, о которых говорил Сергей Викторович, анализируя взрывоопасное состояние таджикского общества. Кроме того, он его еще не сформировал. Отсутствие признаков перемен, очевидно, было только внешним, скрывающим бушующий внутри вулкан, способный в любую минуту выплеснуть горячую лаву. Глядя на нездоровый огонь в глазах собеседника, Родик почему-то вспомнил портрет Че Гевары в витрине пустого гаванского магазинчика. «Там тоже начиналось с пламенных выступлений, а закончилось кровопролитием и нищетой», — подумал он.

Молодой человек, все больше распаляясь, завладел всеобщим вниманием. Его (что было совершенно необычно для таджиков) слушали, почти не перебивая. В какой-то момент он обратился к Родику как к представителю центра, выплеснув на него волну вопросов-упреков. Родик пространно ответил, что в стране начался очень сложный процесс и в России ситуация не менее острая, чем в Таджикистане. Объяснил, что считает преждевременным делать какие-либо выводы, а уж тем более предпринимать действия, подобные февральским. С ним не согласились, но и спорить не стали, а просто продолжили слушать зажигательный монолог молодого человека, который постоянно возвращался к осуждению памирцев и узбеков — основных врагов республики.

Вскоре диспут стал многолюдным, появились еще несколько ораторов, имеющих очень близкие, на взгляд Родика, платформы, но принципиально расходящихся в мелочах. Выделялся средних лет мужчина, спокойно и уверенно высказывающий свою позицию, более сдержанную и взвешенную. В отличие от многих, он позитивно оценивал роль России и русскоязычного населения. Родик поддержал эту мысль, но, почувствовав возникшее напряжение, посчитал целесообразным вообще больше не вмешиваться и отошел в сторону. Однако полностью дистанцироваться не удалось: понравившийся ему мужчина, вероятно поняв высказывание Родика по-своему или желая развить свои мысли, последовал за ним. Они разговорились, выяснилось, что мужчину зовут Сухроб и он работает учителем в школе для умственно отсталых детей. Родик рассказал, что его мама занималась близкой педагогической практикой. Вероятно, Родик чем-то импонировал Сухробу или тому просто хотелось выговориться, но беседа затянулась и даже стала несколько тягостной, хотя и содержала много любопытной информации. Как всегда в таких случаях, Родик начал что-то пропускать, при этом не переставая поддакивать и жестикулировать.

Вдруг что-то заставило его оглянуться. За спиной стоял пожилой худощавый мужчина с правильными чертами резко очерченного лица. Нечто знакомое увидел Родик во взгляде этого человека, явно им интересовавшегося. Однако, как только их взгляды встретились, он моментально отвел глаза, изображая, что рассматривает что-то вдали. Родик обладал хорошей зрительной памятью и не сомневался: где-то они уже виделись. Поэтому на всякий случай приветливо улыбнулся и кивком поздоровался с незнакомцем. Тот ответил тем же… В этот момент Родика отвлек Абдулло Рахимович, желающий познакомить его со своими братьями. Родик еще вчера, представляясь жене и матери хозяина, постеснялся спросить, есть ли в семье другие мужчины. Увидев же братьев, он подумал: либо отец Абдулло Рахимовича имел гарем, либо это не родные братья, поскольку четверо мужчин, приветливо пожимающих руку Родика, совершенно не походили друг на друга. Причем различия были разительные. Один из них имел богатырское телосложение и совершенно, что называется «под ноль», выбритую голову. Тупое отекшее лицо, злобные глазки и огромные татуированные руки с толстыми, неуклюжими пальцами довершали неприятную картину. Другой брат, наоборот, производил впечатление хрупкого, болезненного человека, он носил пышную черную шевелюру и аккуратно подстриженные усики. Третий оказался большеголовым и приземистым, по виду — типичным местечковым евреем с классическим грустным профилем и ушами-пельменями. Четвертый брат вообще был рыжим, правда с темно-карими глазами, и чем-то напоминал памирца.

Завязался оживленный разговор, из которого выяснилось, что похожий на еврея брат работает директором то ли винсовхоза, то ли винзавода. Род деятельности остальных, против обыкновения, не обсуждался. Беседу прервало прибытие нового и, судя по реакции окружающих, почетного гостя. Он оказался директором местного совхоза, и хотя по рангу уступал Абдулло Рахимовичу и многим гостям, держался очень независимо и по-хозяйски самоуверенно. Гость обнялся с Абдулло Рахимовичем и его братьями, особенно задержавшись в объятиях бритого богатыря, и, непонятно к кому обращаясь, сказал: «Наконец-то, Якуб, тебя выпустили, а то мы так беспокоились!» Пожимая Родику руку, он сообщил, что очень много слышал о нем и знает, как много тот делает для их односельчанина, достигшего высокого поста в правительстве, но при этом не забывающего свою малую родину. Стиль разговора и стандартные словосочетания выдавали в этом человеке бывшего партийно-профсоюзного работника, а зачесанные назад волосы и малоэмоциональное каменное выражение лица дополняли портрет провинциального руководителя, что как-то не вязалось с выказываемым к нему подчеркнутым уважением. Во время беседы Родик снова почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Оглянулся — его буравили все те же внимательные глаза.

Любопытство не оставляло его, и он спросил Абдулло Рахимовича, показывая рукой на загадочного мужчину:

— Мучаюсь, знаю, что общался вон с тем товарищем, но никак не могу вспомнить, где.

— Это мой очень дальний родственник. Сомневаюсь, что вы могли где-то общаться. Он большую часть жизни провел в тюрьме.

Тут в голове Родика все сложилось — он понял, что это тот самый «грузчик», с которым он обсуждал плату за переноску сейфа.

— А как его фамилия?

— По-моему, Сафаров, но, возможно, я ошибаюсь. Могу уточнить, если это важно.

— Да нет, спасибо, это не важно. Наверное, я кого-то с ним путаю. Часто бывают двойники. Давайте выпьем за ваше здоровье…

— Спасибо, ака. Я еще не успел вас познакомить со своим дядей, который договорился в Совмине о заказе э-э-э… прессов. Кстати, он недавно стал прямым начальником вашего друга Саидова.

— Мы, к сожалению, очень давно не виделись с Абдужаллолом, — поспешил на всякий случай заверить Родик, пытаясь по реакции собеседника понять, как себя вести, чтобы не навредить ни себе, ни Абдужаллолу.

— Ваш друг — очень достойный человек, — заметил Абдулло Рахимович. — Впрочем, ваши друзья и не могут быть другими. У нас тоже есть пословица про друзей: «Скажи, кто твой друг…»

Дядя Абдулло Рахимовича оказался личностью совершенно неприметной. Единственное, что бросалось в глаза, — это манера его поведения, описать которую можно было одним словом Пруткова — «бди». На лице его застыла маска верного службиста, ее дополняли усы и короткая прическа. Таких людей Родик встречал часто, причем в различных учреждениях — от домоуправления до райкома партии, где они неизменно занимали те или иные руководящие посты средней руки. Люди эти обладали хорошо скрываемой природной хитростью и недалеким умом, что, однако, не мешало им становиться отличными исполнителями.