Елена Муравьева - Азбука мести

Огонь, наковальня, молот, вода…Рыхлая основа твердеет, закаляется, обретает жесткость, гибкость, устойчивость.

К третьему сеансу Осин сумел выдержать двадцать минут. В первый он кончил на восьмой минуте.

Возвращаясь в палату, легкий и опустошенный, с мокрыми после душа волосами, Виктор безмятежно улыбался. Пока существуют на свете такие удовольствия, пока он в состоянии их получать, жизнь прекрасна и удивительна, думал весело.

Проходя мимо сестринского поста, с удовольствием отметил, что сегодня дежурит смуглая, похожая на Галю, Наташа.

— Заскочи ко мне вечерком, — предложил игриво.

Барышня полыхнула карими глазками:

— Хорошо.

Секс с пациентами вменялся сестрам в служебные обязанности.

— Вам сейчас спать положено, — напомнила девушка.

Со сном у Осина были проблемы. Даже после массажа он не мог заснуть.

— Хотите, Люба сделает укольчик?

— Хочу, — Виктор вздохнул горько. Как ни боялся он уколов, а перекемарить пару часов хотелось нестерпимо.

Любочка в коротеньком белом халатике смахивала на ангела. Порочного ангела. Она появилась в палате, стремительно распахнув дверь, заявила с порога: «Духота»; сразу стала открывать окно. Совладав с задвижкой, рухнула локтями на подоконник, выглянула наружу. Подол бесстыже задрался, оголив розовую голую попку.

— Красота! Теплынь! Солнышко! — Любочка счастливо рассмеялась. Как в восемеадцать лет не радоваться весне, солнцу, будущему? Деньгам, так легко, плывущим в руки.

— Ты, что же, цыпленок, совсем трусы не носишь? — спросил Осин, не отрывая взгляд от пышных полусфер и складки между ними, сползающей в промежность.

— Нет, — не поворачивая головы, весело сообщила Любочка. — Зачем они мне?

Действительно, зачем? Пока девушка проверяла шприц и протирала предплечье спиртом, Виктор исследовал под халат тайные местечки.

Иголка проткнула кожу, снотворное полилось в кровь. Осин притянул Любу к себе, развязал поясок халата, стиснул мягкую нежную грудь.

— Вы мне еще за прошлый раз не заплатили, — обиженно надула губы девчонка.

За обязательный секс шла надбавка к зарплате. За старание, энтузиазм и фантазию клиенты отстегивали из собственного кармана.

Виктор бросил на тумбочку банкноту.

— Ну, давай, давай… — приказал нетерпеливо и прижал любочкину голову к своему животу.

Он проснулся от холода, потянул на себя одеяло и вздрогнул. С кровати на пол с грохотом упал сверток. Когда Любочка уходила никакого пакета не было. Осин брезгливо поморщился. Пряничная сказка из удовольствий производства made in doctor Кравченко испытаний не выдержала. Поддалась суровой действительности. Впустила нечто требующее внимание. И вызывающее страх.

«Что в пакете?» — Осин облизал пересохшие губы. «Что-то тяжелое», — ответил сам себе.

Захотелось закрыть глаза и представить, будто ничего не произошло. Будто глупая развратная девка снова целует его, гладит, ублажает.

Но нет. Вместо радужных картин в памяти всплывали пережитые кошмары. Три дня в раю не затмили двух лет ада.

«Что в пакете?» — Он смотрел на синеватую оберточную бумагу, аккуратные углы, серебристую ленту.

В клинику не пускали посторонних. Кроме персонала и пациентов на территорию заходить никто не имел права. Для посетителей существовала специальная «карантинная» зона и куръерская служба, занятая доставкой по палатам тех назойливых мелочей, которыми родные и подчиненные напоминали о себе.

Виктор протянул руку, прикоснулся к гладкой бумаге, погладил ее. Палец царапнуло что-то острое. Картонка. Неведомый доброхот вложил под ленту открытку. «Виктору Осину от Дмитрия» — гласил текст.

Осин судорожно сглотнул слюну и ухватил сверток. Сорвал обертку.

На картонной коробке, обвитой изолентой, белела еще одна записка.

«Я могу убить тебя, как бешеную собаку, но брезгую марать руки о такое ничтожество. Посмотрим, каков ты в бою. Не струсишь выйти один на один?»

Внутри коробки лежал пистолет, поблескивал вороненой сталью. Из дула торчал скрученный в трубочку листок.

«Нравится игрушка? Пользуйся! И готовься! Я скоро приду за тобой и не хочу встретить тебя безоружным».

Виктор укутался по плотнее в одеяло и, сжимая в руках пистолет, с грустью уставился в окно. Черт подери, как он устал! Как измучился! Истрадался!

Неужели, этого дурацкого Дмитрия подослал близкий ему человек? Тот кому он доверял, любил, считал своим? Горькая мысль, не взирая на все ухищрения, грызла, томила, изводила нестерпимо. Кто это сделал? Кто?

Галя? Нет! Она, в ущерб себе, вчера подарила сорок тысяч долларов. Подписанная в пользу Даши бумажка фактически ничего не стоит. Появись у него другие дети, и филькиной грамоте одна дорога — в туалет.

Роман? Этот мог желать вреда и желает, рассуждал Виктор. Но он — чужой человек, а мститель посвящен в мельчайшие подробности его жизни, о многих, из которых даже Галка не догадывается. Других источников информации, кроме Гали, у Романа нет.

Игорь? Люда? Осин тяжко вздохнул. Если бы Игоря дошла правда, брат убил бы его, не раздумывая. Людка, вообще горло перегрызла бы, не поморщилась. Но, раз, дело заглохло, кануло в лету, легло под сукно, родственнички никогда не узнают правду о той темной истории. И, слава Богу.

Нина? О жене друга Виктору не хотелось вспоминать. Он изнемог под бременем многолетней пламенной страсти, вечных упреков и патологического желания Нины родить ребенка. Его детей должна была рожать Галя. Нинке полагалось рожать от Круля. Таков порядок вещей. Зачем его нарушать? С какой стати?

Глеб Михайлович? Он в своем величии не стал развлекаться мелкими гадостями. Он бы прикончил противника одним махом.

Бабку подавно следовало исключить из списка подозреваемых. Чтобы уничтожить внука, старухе достало бы отлучить его от кормушки.

Неоправданными остались две андидатуры. Глеб Полищук — мальчишку Виктор никогда всерьез не принимал. И Андрей. Осин погладил ствол пистолета, подумал: оружие — воплощение мужественности, идеал силы. Андрей — мужественный человек. То, что он вынес, под силу не каждому. Можно сколько угодно обманывать других, себя обманывать зачем?

Виктор осознал, что его влечет к Андрею в первый день знакомства. Изрядно нагрузившись на вечеринке, спонтанно организованной после экзамена по математике, прихватив бутылку водки и портвейн, он потащил нового приятеля в общагу кулинарного училища к знакомым девчонкам. Те никогда не отказывали, если было что выпить.

По дороге речь зашла о старине, кстати вспомнилось, что древние римляне, скрепляя дружескую клятву в верности, трахали по очереди одну и туже бабу, сливали в одну вагину сперму,

— Давай и мы так? — предложил Виктор.