Сергей Зверев - Жить и умереть свободным

Допив водку, Витек резко закашлялся. Спиртное, ударив в нос картечиной, вышибло из глаз слезу.

– Я тут кое-что придумал, – подчеркнуто безразличным тоном произнес Чалый, поглядывая в потолок.

– В каком смысле?

– В смысле как небо нам с тобой поможет.

– Небо? Бог, что ли? – недоверчиво прикинул Малинин.

– Не бог, а мы сами. Короче, Витек, есть у меня один очень хитрый план. Тебе такое в жисть не придумать. Как и погулять по-богатому, и от ментов потом оторваться. Так сказать – и рыбку съесть, и аквариум выпить.

Неожиданно под самым окном вагончика сухо скрипнул снег. Беглецы переглянулись.

– Кто там? – рука Астафьева вновь потянулась к заточке.

– Н-не знаю… – побледнел Малинин.

– Сиди тут, только тихо! Пойду посмотрю.

Скрипнула дверь. На белоснежный плотный сугроб легла длинная, изломанная тень Чалого. Держа заточку наперевес, он вышел из вагончика, присел, внимательно осматриваясь под окном.

На снегу отчетливо темнели отпечатки ботинок. Отпечатки были совсем свежими, даже не успели обветриться. Астафьев почему-то сразу обратил внимание, что подковка на правом ботинке была сильно стерта. Следы вели за вагончик. Чалый, напряженно посматривая по сторонам, двинулся туда. Однако никого не обнаружил. Судя по следам, некий неизвестный мужчина только что обошел вагончик по периметру и тут же отправился в сторону субтильного леска, темневшего неподалеку.

Идти по следам не хотелось: морозно, темно, да и очень опасно. Поразмыслив, Астафьев пришел к выводу, что это, скорее всего, был местный бомж. Искал место для ночлега, обошел вагончик, дернул ручку и, убедившись, что вовнутрь не попасть, убрался в другое место. Ведь менты, если бы это были именно они, повели бы себя по-другому.

– Ходят тут всякие… – нервно прошептал Чалый, тщательно закрывая за собой входную дверь.

Как бы то ни было, но сонливость как рукой сняло. Скусив металлическими фиксами пробку с очередной водочной бутылки, Астафьев сделал длинный, обжигающий глоток и передал бутыль Малине.

Вскоре за окном замело. Вьюга свистела, хохотала, то и дело бросая в стекло пригоршни снега. Чалый отогнул одеяло на окне, осторожно выглянул наружу. Бешеный ветер кружил мириады белых блесток, и нельзя было сказать, откуда же идет снег: то ли сверху вниз, то ли с земли в небо, то ли вообще сам по себе рождается в этом диком пространстве…

– Мне как-то знакомый мент говорил, – прищурился Чалый, – что если беглецов с зоны не находят в первые три дня, то сыскать их дальше почти нереально.

– Так ведь нас уже ищут…

– По такой метели? Кто и как? Не можешь сказать? Ну так базар фильтруй, прежде чем чирикать. Ладно, Витек, – Астафьев уселся, протянул бутылку с остатками спиртного бывшему вертолетчику. – А теперь слушай сюда…

Таня Дробязко жила в маленькой однокомнатной малосемейке на втором этаже кирпичного дома в самом центре поселка. Интерьеры выглядели явно не буржуазно: допотопная газовая плита на две конфорки, старенький холодильник времен постройки БАМа, разнокалиберная посуда на полке, резной платяной шкаф да хромоногий сервант с мутными стеклами. Единственной настоящей роскошью была высокая изразцовая печь в комнате – настоящая «голландка».

– Ну что – отпразднуем Восьмое марта вдвоем? – мягко улыбнулась девушка и, сбросив шубу на руки спутнику, отправилась на кухню.

Каратаев присел у печи, рядом с поленницей вкусно пахнущих березовых дров, быстро разжег «голландку». Пламя ровно загудело в топке. Миша оставил открытой латунную дверцу, потер замерзшие руки перед огнем.

Настроение, несколько испортившееся в гарнизонной столовой, теперь было спокойным и немного сентиментальным. За окном – лютая зима, вьюга свистит, деревья трещат от мороза, а тут – тишь да благодать, а еще – вполне романтичная перспектива провести вечер в обществе любимой девушки у камелька. Кто еще может им помешать? Разве что телефонный звонок. Вот Миша и отключил мобильник: ждать звонков в этот вечер ему было не от кого.

А хозяйка уже катила в комнату небольшой столик на колесиках, сервированный скромно, но со вкусом. Над тарелками с солеными рыжиками, копченой медвежатиной и зайчатиной под соусом возвышалась бутыль вина и заиндевевший графинчик с водкой. Натюрморт довершала узкая ваза – засушенная рябина с алыми ягодами.

– Давненько мы с тобой не сиживали, – улыбнулся Миша. – Только водку ты зря поставила. Ты ведь знаешь – я из староверов, у нас это не приветствуется.

– Смотрю на тебя и восхищаюсь – не мужчина, а золото! – искренне восхитилась девушка. – Не пьешь, не куришь, посторонними женщинами не интересуешься… Стреляешь лучше всех! Добытчик, как и положено. Ладно, садись. Наконец-то мы с тобой вдвоем за столом, без этих пьяных рыл!

Миша налил девушке вина и, подумав, все-таки плеснул себе в рюмку немного водки.

– За тебя, Танюша!

– За праздник! За наше счастье!

– Слушай, я же совсем забыл, – Каратаев поставил перед Таней унты. – Это тебе!

– Ой, унтайки? Да еще с вышивкой? – Дробязко с детской непосредственностью зааплодировала. – Неужели сам шил?

– Шить унты – исключительно мужское занятие, – скупо ответил охотник. – Я от отца научился. А отец – от деда. Примеришь? Просто интересно, угадал с размером или нет.

– Да конечно же, угадал! – Таня чмокнула мужчину в свежепобритую щеку. – Мы ведь друг друга не первый год знаем!

– Да только вот жениться почему-то раньше не догадались!

– А ты сам виноват! Не мог мне предложение сделать еще в прошлом году? А я так надеялась…

– Ну извини, извини… Я-то человек простой, без образования. В лесу живу, хорошим манерам не научен, людей почти не вижу, все больше звериные следы. Думал, что ты мне откажешь.

– Но ведь не отказала?

– Ну, спасибо…

– Ты ведь переберешься потом в поселок?

– А почему бы и нет? Но свой охотничий промысел все равно не брошу. Жить как-то надо… Лучше уж в тайге зверя бить да рыбу ловить, чем от кого-нибудь зависеть.

Дрова трещали в печи сухо и жарко. Багровые отблески ложились на стены. Набитый снежной крупой ветер яростно, со скрипом ломился в заиндевевшие стекла. Каратаев достал из шкафа гитару, подстроил. Нехитрый перебор вплетался в треск дров и молчание зимней ночи за окнами. Таежный охотник хрипловатым речитативом выпевал слова нехитрой армейской баллады о девушке, ждущей солдата с войны; эту песню Миша узнал в ВДВ, на Северном Кавказе. Таня слушала, смотрела куда-то вдаль, улыбалась печально…

– Ну, давай еще по одной! – девушка подняла бокал, прищурилась на огонь в печи.

– За огонь, чтобы светил и грел нас с тобой всю жизнь! – скупо улыбнулся Миша. – А ты почему вино почти не пьешь?