Сергей Зверев - Жить и умереть свободным

Стараясь на всякий случай не шуметь, Миша решил обследовать более или менее сохранившиеся строения, пригодные, чтобы там переночевать. Ведь отсутствие следов еще ни о чем не говорило: беглые зэки вполне могли проникнуть сюда сутки назад, а за это время их следы надежно замела бы поземка.

Ничего подозрительного, впрочем, Каратаев не нашел. На девственно-белом снегу не было следов от кострищ. Ветхие строения смотрелись нетронутыми человеком – лишь время изменило их до неузнаваемости. На кустах и сучьях не было ни ниток, ни обрывков ткани. Несомненно – в это царство тлена и запустения никто не наведывался как минимум несколько лет.

Так, занимаясь обследованием заброшенной зоны, Миша и сам не заметил, как опустились сумерки. На иссиня-черном таежном небе постепенно зажигались крупные мохнатые звезды. Где-то совсем низко, над самой головой, сверкали огненно-голубые предгрозовые зарницы, и отсветы их причудливыми тенями ложились на унылый заброшенный лагерь.

Теперь следовало поужинать и готовиться ко сну. Охотник облюбовал небольшую площадку перед оплывшей руиной, бывшей когда-то оперчастью. Наломав сухих мшистых веток, он покрыл их хвоей и зажег. Желтые шустрые огоньки мгновенно вырвались из-под сизого дыма. Смолистое сухое дерево занялось быстро и весело. Пламя перебежало на хвою и, раздуваемое ветром, разгоралось со стонами и свистом.

Пока занимался огонь, охотник расстелил в бывшей оперативной части спальник, предварительно очистив площадку от снега и наледи. Нарубил елового лапника, подложил под спальный мешок. Каратаеву не раз приходилось проводить в тайге по несколько дней, и он прекрасно знал, как следует оборудовать ночлег.

Костер трещал и шипел, распространяя сухой жар. Снег у кострища подтаивал, исходил паром. Дым стлался сизыми живыми, переливающимися слоями. На западе погасли просветы между деревьями. Морозная и густая тьма постепенно обступала руины. Спустя какие-то полчаса глубокая кладбищенская тишина царила между оплывших бараков и покосившихся заборов. Лишь вдалеке, за покосившимися столбиками с обрывками колючей проволоки, гулял по вершинам деревьев ночной ветер, тайга шумела то убаюкивающе-певуче, то порывисто и тревожно. Между руин сухо шуршал невидимый в темноте снежок.

Вскоре разыгралась метель. Зашевелились, тревожно зашумели, застонали, заскрипели над головой сосны. Шелестящий мрак заплясал над искрящимся пламенем.

Поужинав и покормив пса, Миша залез в спальник и сразу заснул. Он спал как каменный, не слыша ни ровного шума сосен, ни уханья филина, стонавшего где-то совсем рядом, ни далекого воя волков – ничего из тех лесных звуков, которыми была полна густая и непроницаемая, плотно обступавшая его тьма.

Проснулся он под утро, точно от толчка, когда чуть брезжил серенький рассвет и заиндевевшие стены выглядели в морозной мгле размыто и неопределенно. Сквозь огромный пролом в крыше виднелись заснеженные деревья. Где-то совсем рядом тревожно лаял Амур. По тональности этого лая охотник сразу же понял – произошло нечто неординарное.

Так оно и случилось…

Едва разлепив глаза, Миша увидел картину, при виде которой точно мокрым полотенцем провели у него вдоль спины до самой шеи и волосы шевельнулись под шапкой.

В дверном проеме, давно уже лишенном двери, стоял огромный медведь. Под его лапами сухо похрустывал наст. Медведь явно раздумывал – стоит ли ему заходить в это заброшенное строение или нет. Зверь был огромен, стар и космат. Неопрятная шерсть бурыми клочьями торчала на его впалых боках, сосульками свисала с тощего, поджарого зада. Это был типичный медведь-шатун; видимо, какие-то обстоятельства выгнали его из теплой берлоги, и зверь, потерявший сон, отправился по зимней тайге в поисках пропитания. Понюхав рюкзак охотника, зверь задышал тяжело и жадно, двигая впалыми боками. Его ноздри тихо и угрожающе подергивались. Из приоткрытой пасти, в которой виднелись старые, желтые, но еще могучие клыки, свисала и покачивалась на ветру тоненькая ниточка густой слюны.

Амур исходил лаем за входом, но напасть на медведя не решался; ведь силы были явно неравны. Зверь же и вовсе не обращал никакого внимания на пса. Каратаев тут же вспомнил о карабине, лежавшем рядом. Однако не спешил извлекать руки из спальника. Кто-кто, а опытный таежник понимал, что теперь ни в коем случае не стоит делать лишних движений, которые могут насторожить непредсказуемое животное. Ведь он запросто мог разорвать охотника куда раньше, чем тот успел бы дотянуться до оружия.

Ситуация была – хуже не придумать. Миша недвижно лежал в спальнике, словно в коконе, напряженно глядя на страшного зверя. Тот вновь потянул ноздрями воздух, приподнялся на задние лапы, словно раздумывая – стоит ему заходить в развалины или нет… Наконец зверь сделал несколько шагов вперед, очутившись от охотника в каких-то нескольких метрах. Теперь можно было и не сомневаться, что он обязательно подойдет к лежащему в спальном мешке человеку.

Прикидываться мертвым не имело смысла. Хотя медведи, как наверняка знал Каратаев, почти никогда не едят мертвечины, зверей этих не так-то просто провести. А уж этот шатун, несомненно, был опытным. Медведь пристально смотрел на Мишу; затем, осторожно ступая мягкими лапами, под которыми с хрустом проваливался сухой и крепкий наст, направился к Каратаеву…

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не Амур. Верный пес сразу понял, что хозяину грозит смертельная опасность, и потому решил пожертвовать собой. Он с яростным лаем вцепился в поджарый зад медведя. Тот обернулся, одним движением сбросил пса в снег и тут же прижал его задней лапой. Но этого времени было достаточно, чтобы Миша успел высвободить руку из спальника, схватить карабин, передернуть затвор и нажать на спуск.

Выстрел треснул раскатисто и гулко. Иней посыпался со стены прямо в лицо Каратаева. Зверь, присев на задние лапы, обернулся к стрелявшему. В гноящихся его глазках застыло недоумение. Густая кровь темно-бордовой струйкой пробивалась между желтых клыков и стекала на снег. Он зарычал хрипло и страшно, грузно выпрямился, но следующий выстрел тут же опрокинул его на спину. Грязно-серый наст медленно заплывал красным и, подтаивая, слегка дымился у головы зверя.

Напряжение у охотника немного схлынуло. Он быстро вылез из спальника, подошел к туше и, окончательно убедившись, что медведь мертв, бросился к Амуру. Несчастный пес агонизировал. На него было больно и страшно смотреть: сквозь огромную рваную рану на боку виднелись белые ребра, снег быстро набухал кровью… Дернувшись в предсмертной конвульсии, Амур затих…

Несколько минут Миша сидел недвижно. Бурая лохматая туша валялась подле на белоснежном снегу. Рядом, в луже крови, лежал уже мертвый Амур, который и спас ему жизнь…