Анатолий Безуглов - Рассказы и повести

– А что предъявите?

– Пока – хищение бензина.

– Считаете, брать под стражу необходимо?

– Да, Захар Петрович. В интересах следствия. Уж больно его показания сходятся с показаниями Воронцова и Пикуля…

– А как насчет обвинения в покушении на убийство' – спросил я, подписывая постановление следователя на арест Коростылева.

– Буду раскручивать… Вы не представляете, как необходимы показания самого Дорохина!

– Представляю, Владимир Гордеевич. Попытаюсь связаться с его лечащим врачом…

Коростылев был взят под стражу. В хищении бензина он признался сразу. Да и отпереться было трудно: Фадеев представил неопровержимые доказательства.

Воронцов же отрицал свою вину, хотя против него свидетельствовали Байгарова и ее соседи. На допросах бывший бригадир (он был отстранен от этой должности, как только было предъявлено обвинение) держал себя вызывающе. На очной ставке с Байгаровой обвинял родственницу Коростылева во лжи.

Фадеев в отношении Воронцова пока ограничился подпиской о невыезде.

Наконец мне удалось уговорить хирурга, лечащего Дорохина. Он разрешил переговорить с Николаем, но под наблюдением врача.

В больницу мы поехали вместе с Фадеевым. Дорохину делали перевязку и нас просили подождать.

Мы сидели с Владимиром Гордеевичем в белых халатах в коридоре, и тут появилась Аня, жена Николая. С хозяйственной сумкой, из которой торчал блестящий колпачок термоса.

Аня похудела, осунулась. Перенесенные волнения не просто дались. Но в глазах ее светилась надежда.

– Вытащу я Николая! – сказала она уверенно.– Врач говорит, будет жить, а это самое главное! Господи, почему я не послушалась его и не осталась в деревне? Вы знаете,– продолжала она, обращаясь почему-то только ко мне,– я ведь в первые дни не отходила от него ни на шаг. Он бредил… Как, мол, можно губить землю…

Мы с Фадеевым незаметно переглянулись: Николай наверняка имел в виду слив солярки.

– Как только встанет на ноги, увезу его в колхоз,– заключила Аня.– Насовсем. Я уже сказала у себя на работе. А что? Если Коля так любит землю, надо жить и работать в деревне…

Нам с Фадеевым сообщили, что можно зайти в палату.

Дорохин был весь в бинтах. Нога – на растяжке. Меня он узнал с трудом. Чтобы не упустить ни единого слова, Фадеев решил записывать беседу на магнитофон. Тем более врач дал нам всего пять минут.

– Вспомните, пожалуйста,– спросил шофера следователь, когда я представил его,– перед аварией вы не проверяли тормозную систему на вашем КрАЗе?

Дорохин тихо произнес:

– Проверял.

Видимо, он и сам уже задумывался, что произошло с его машиной там, на двадцать седьмой километре.

– Все было в порядке?– продолжал Фадеев.

– Да, в порядке,– как эхо, повторил Николай.

– Вы утром проверяли, перед выездом?

– Нет, накануне… Готовлю машину с вечера, чтобы утром сразу в рейс… Привычка с армии… Полная боевая готовность…

– Штуцер стравливания тормозной жидкости проверяли?– задал вопрос Фадеев.

– Сменил до этого за три дня… Новенький поставил…

– Собственноручно?

– Да.

– Теперь попрошу вас ответить откровенно,– сказал Владимир Гордеевич.– Кто-нибудь вам угрожал?

Дорохин закрыл глаза.

Врач, внимательно наблюдавший за ним, тревожно выпрямился на стуле.

Следователь повторил вопрос более настойчиво, добавив, что это очень важно.

– Слышу я, слышу,– открыл глаза Николай.– Герман тогда допытывался, зачем я был в прокуратуре… Я ответил, что это не его дело. Тогда он сказал: «Ну, гад, если накапал…» И отошел…

– Когда это было?

– Дня за два перед аварией…

Он снова закрыл глаза. Врач прервал допрос…

– Все стало на свои места,– воскликнул Владимир Гордеевич, когда мы сели в машину, чтобы ехать в прокуратуру.– Понимаете, не хватало одного звена. Очень важной детали! Я, впрочем, мог догадаться и сам. Но упустил из виду…

– То, что Дорохин приезжал в прокуратуру? – спросил я.

– Ну да! Что получается? Николай побывал у вас. Затем обнаруживают слитую в Берестянкин овраг солярку, поднимают на ноги весь город… Начинается следствие, я выхожу на автобазу номер три!… Воронцов решил, что Николай «накапал»… Понятно?

– Еще бы. После этого – значит, вследствие этого! Вы считаете, что именно так подумал Воронцов?

– Именно так. Обратите внимание, авария произошла, когда я занялся на автобазе вопросом, нет ли приписок, в частности, у Воронцова.

– Не могу понять, почему он взял в свою бригаду Дорохина…

– Это произошло без его ведома. Он был в области на слете передовиков. Незадолго до этого уволился Шамиль Мансуров, то есть его выжили. И тут приходит устраиваться Дорохин. Характеристики отличные, и райком комсомола рекомендовал. Вот Лукин и решил порадовать своего передового бригадира хорошим шофером… Между прочим, это указывает на то, что Лукин не ведал о порядках и нравах, царящих в этой бригаде…

Добиться признания Коростылева в том, что авария была подстроена им, было делом далеко не простым. По поводу того как на раме КрАЗа Дорохина оказались отпечатки пальцев Коростылева, арестованный выдвинул такую версию. За несколько дней до рокового рейса сам Николай якобы попросил его отрегулировать тормоза. Дорохин такого факта припомнить не мог.

Фадеев продолжал поиски новых улик. И они были найдены.

Важные сведения дала хозяйка дома, у которой Коростылев снимал комнату. По ее словам, незадолго до аварии Дорохина к постояльцу приходил Воронцов. Они просидели весь вечер за водкой, бурно обсуждая что-то насчет тормозов и прочее. Якобы Коростылев от чего-то отказывался, а гость настаивал, уговаривал, грозил…

Прошло несколько дней. Весь город только и говорил о том, что где-то неподалеку от Зорянска грузовик врезался в автобус с пассажирами. По словам хозяйки Коростылева, тот беспробудно пил три дня, не выходя на работу. Был в мрачном, подавленном состоянии. В это время опять появился Воронцов. Гость ругал постояльца, обзывал размазней, уверял, что насчет автобуса – враки, покалечился только шофер грузовика. Хозяйка также слышала, как Коростылев говорил, что смотается куда-нибудь, пока не поздно. Гость в ответ на это заявил, что если Коростылев сбежит, то тем самым навлечет на себя подозрение…

Квартирная хозяйка Коростылева рассказывала обо всем с горящими глазами, азартом и удовлетворением. Смотреть на нее было не очень-то приятно – представитель той породы людей, кто, не имея своих интересов в жизни, любит подглядывать в замочные скважины, дежурить у чужих дверей и окон. Но на лгунью она не походила. Подробности, сообщенные ею, выдумать сама не могла никак. И, что ни говори, очень помогла следствию…

Наконец Коростылев не выдержал, признался.