Андрей Воронин - Таможня дает добро

— Тебе конец, урод! — проговорил Дорогин, поднимаясь с земли. Он слышал, как гудит внутри бункера пламя.

— Сдохни, сволочь! — сквозь зубы процедил Дорогин.

Факел над холмом спадал так, как спадает огонек над газовой зажигалкой, когда кончается заправка.

— Теперь остались вы, уроды! — подумал про таможенников Дорогин.

Лицо его сделалось почти каменным. Он зашел в ангар, шаги гулким эхом отдались под сводом. Ярко вспыхнул фонарь, отразившись в стекле фар двух машин — зеленой «Нивы» и «УАЗика» с гражданскими номерами, принадлежавшего Саванкжу.

Глава 17

Муму взглянул на часы.

«В два часа ночи таможенники будут ждать полковника возле Двины, — тонкая улыбка появилась на губах Дорогина, страшная, жестокая. — Они должны ответить за смерть Склярова и его семьи.»

Он подошел к «Ниве» и тут же увидел, что два ее колеса спущены, а правый борт изрешечен картечью.

«Да, провел он меня с фонарем. И я, как идиот, попался, хоть и знаю эту уловку, сам пару раз ею пользовался.»

Зато «УАЗик» оказался абсолютно цел, ни одна картечина его не достала. И хоть оставалось не очень много времени для того, чтобы успеть к Двине, Дорогин отбросил сзади машины тент и рванул крышку одного из ящиков. Свинцовая пломба вместе с разорванной тонкой проволочкой улетела к стене. В ящике, завернутые в бумагу, лежали какие‑то цилиндрики. Дорогин сорвал бумажную упаковку с одного из них.

Серый металл. По весу сразу стало понятно, что это не сталь, тяжелее. Но что? Платина? Нет, платина была бы мягкой, а этот стержень легко царапал даже ствол пистолета, найденного Дорогиным на полу.

«Черт его знает что такое», — пожал плечами Сергей.

Бросил стержень в ящик, захлопнул крышку. В машине он открыл ящичек, там оказались две пачки патронов для пистолета и запасная обойма, снаряженная до отказа.

«Как на войну собрался! Но теперь‑то тебе, подонок, пистолет не понадобится, зато он понадобится мне», — Дорогин сунул пистолет за пояс и запустил двигатель.

Фары вспороли темноту, и военный «УАЗ», ревя мотором, вырвался на улицу. У распахнутых ворот военной части Дорогин остановился и вытащил карту из планшета, лежавшего на переднем сиденье. Дорога, ведущая к Двине, была перечеркнута карандашным крестиком на самом берегу большой реки. Возле обозначенной паромной переправы, как знал Сергей, уже не действующей, стоял еще один жирный крест.

— Ты сам указал мне дорогу, — усмехнулся Муму, перебрасывая планшет и карту на заднее сиденье.

От ворот дороги расходились в двух направлениях, но выбрать нужную не составляло труда. Совсем недавно по ней проехала машина с таможенниками, и трава, смоченная ночной росой, еще не успела засеребриться.

Дорогин бросил взгляд на стрелку спидометра, вспомнил расстояние по карте и прикинул в уме: получалось, он должен успеть к двум часам. Главное, не вызвать подозрения у таможенников, застать их врасплох, пока они еще не успеют сообразить, что произошла подмена и что за рулем машины сидит не их хозяин Саванюк, а смертельный враг.

В бункере догорали, дымились обломки табуретов, стола. Саванюк сидел на полу в небольшом тамбуре между двумя металлическими дверями и задыхался. Воздуха здесь было немного, всего лишь несколько кубометров. С трудом вспоминались события последних минут, то, как чудом ему удалось уцелеть.

Едва он увидел яркую вспышку в металлической печке, как тут же сообразил, что произошло. Сработал инстинкт. Саванюк даже не успел подумать,а уже прыгнул в переход, ведущий к ангару, и закрыл за собой металлическую дверь. Он лишь успел опустить засов, как с той стороны раздался сильный хлопок бензинового взрыва.

Металлическая дверь теперь дышала жаром, пот катился по лбу бывшего полковника.

Наконец Саванюк понял, что еще немного — и он задохнется в маленьком тамбуре. Он отбросил засов и толкнул дверь. Тут же рванул на себе ворот рубахи, потому что и за дверью дышать было нечем. Почти весь кислород выгорел, и относительно свежий воздух, ворвавшийся в бункер из тамбура, заставил на мгновение вспыхнуть обуглившиеся доски стола. Это было ужасное ощущение — вдыхать и чувствовать, что умираешь от удушья.

Уже на коленях Саванюк подполз к амбразуре, слабеющими пальцами сумел‑таки повернуть рычаг подъема железной заслонки и почти тут же потерял сознание…

Он не знал, сколько времени прошло с того момента, как он упал на пол. Тонкая полоска лунного света проникала в бункер сквозь открытую амбразуру, оттуда же на лицо Саванкжу лился спасительно чистый воздух. Он приподнялся на колени, припал лицом к проему. Щель была узкой —такой, что в нее с трудом можно было просунуть руку. Лицо горело, в пересохшем горле, казалось, пересыпался и не прилипал к гортани песок.

Саванюк с трудом дышал, язык одеревенел.

«Воды! Воды!» — подумал он и обернулся.

Воды в бункере не было, ведро, в котором всегда плескалась вода, почерневшее, покоилось возле стены. Повсюду гарь, сажа, клочья пепла от сгоревших газет летали в воздухе.

— Воды! — прохрипел Саванюк и на коленях пополз к ведру.Оно было еще горячим, дышали жаром и стены. Пот катился по лбу, насквозь промокшая майка прилипла к волосатой спине.

— Воды… — бывшему полковнику казалось, если он сейчас не выпьет хотя бы глоток, хотя бы не промочит горло, то умрет на месте.

Он подбежал к амбразуре и увидел в неверном лунном свете поблескивание капель росы на траве. Совсем близко! Микроскопические капельки казались мелкими бриллиантами, рассыпанными среди высокой травы. Обдирая в кровь руку, он просунул ее сквозь узкую щель амбразуры. Как ни тянулся Саванюк, его пальцы так и не достигли травы, до которой оставалась самая малость; рука ловила лишь прохладный ночной воздух, напоенный неуловимой, ускользающей влагой.

— Воды… — он прикоснулся ладонью к шершавому бетону, холодному и чуть влажному, а затем принялся лизать ладонь, соленую от пота.

Взгляд его остановился на чудом уцелевшем горлышке расплавленной пластиковой бутылки из‑под минеральной воды.

«Мне казалось, спасся, — подумал Саванюк, — но я сдохну здесь без питья, без еды.»

Он увидел в узкой прорези серебристое русло речушки, которая, словно издеваясь над ним, перекатывалась на камнях, изменчиво сверкая. И полковник Саванюк, до боли прижав лицо к шероховатому бетону, завыл так, как воет на луну зимней ночью голодный волк. Он знал, в военном городке могут неделями не появляться люди, а выбраться отсюда невозможно.

«Ничего, таможенники подождут, подождут, да забеспокоятся, что я не приехал. Вернутся сюда и выпустят.»

И тут Саванюк испугался так, что даже перестал лизать вспотевшую ладонь.

«Он хотел убить меня потому, что погиб Гриша Скляров. Значит, он хочет убить таможенников. И если это ему удастся, никто не выпустит меня отсюда!»