Евгений Сухов - На воле

должен был задавать Серый — с его «подвигами» такой вопрос выглядел дурацким. Уж он-то наверняка знал, что остаток жизни ему придется пребывать на казенных харчах.

— Я тут получил весточку с воли, от Коляна, — понизил голос Крот. — Пишет, чтоб мы держались.

«Воронок» быстро ехал по затемненным улицам. Краснощекий сержант сидел на офицерском месте и поглядывал по сторонам. Накануне к нему подошел майор Захаров, дружески похлопал по плечу и предложил поступать в школу прапорщиков. От лестного предложения сержант отказался и теперь очень боялся, что майор в отместку задержит ожидаемый дембель.

Внезапно сержант увидел справа частые вспышки, и в следующее мгновение стекла грузовика разлетелись вдребезги. Машина вильнула и, потеряв управление, впрыгнула передними колесами на бордюр тротуара. Что-то тяжелое упало сержанту на плечо, и он не сразу сообразил, что это разбитая Голова шофера. Проехав еще несколько метров, «воронок» врезался в угол здания. Удар получился сильный, капот смяло, словно фольгу, а мотор почти на метр выпер в кабину, сорвал панель и раздавил грудную клетку краснощекого сержанта.

— Лежать, суки! — заорал плотный крепыш, вынырнувший откуда-то из темноты. В руках он держал АКМ. — Лежать, а то пристрелю!

Предупреждение было напрасным — ошалевшие от неожиданности охранники и не думали сопротивляться.

— Ключи! — заорал крепыш, ткнув одного из солдат стволом в скулу.

— Сейчас, сейчас, — заторопился солдат, в ужасе чувствуя, что ключи зацепились за подкладку.

— Быстрее, сучара!

— Вот они.

— Сам открывай, сука! — прорычал крепыш, вновь тыкая охранника стволом в лицо. Рот солдата наполнился кровью.

— Сейчас… Сейчас…

Руки парня тряслись, он долго не мог попасть ключом в замочную скважину.

— Ты что, издеваешься, сучий потрох? Или тебя пристрелить, как этих козлов?!

Отвечать было глупо. На счастье солдата, в этот момент ключ вошел в замочную скважину. Солдат два раза повернул его и распахнул дверцу.

— Лежать!! — заорал крепыш, заметив, что второй солдат начал приходить в себя после удара затылком о борт машины. — Лежать!

Врожденная крестьянская хитрость подсказала солдату вновь закрыть глаза и притвориться покойником.

— Выходим!.. Быстро! — орал крепыш, размахивая автоматом . По его свирепому взгляду и стиснутым челюстям было ясно, что он готов стрелять.

— Ну, бля буду, вовремя! — выглянул из глубины фургона Крот. Улыбка у него была широкая, бесшабашная. — Как чуяла моя душа! Если бы вы знали, родненькие, как я рад вас видеть!

Он спрыгнул из кузова на землю.

— Ну, братки, вы и даете! Поаккуратнее не могли, что ли?! — закричал Серый. — Я так лбом звезданулся, что до сих пор в башке маяки мигают!

— Быстрее! — торопил крепыш. — Сейчас здесь менты будут. В машину!

Темно-зеленый «гранд чероки», подобный зловещему ангелу ночи вырулил из темной аллеи под тусклый свет фонаря и остановился подле разбитого грузовика.

Один за другим в джип попрыгали бывшие подследственные, и «гранд чероки», мгновенно набрав скорость, скрылся за ближайшим поворотом.

Федор устало опрокинулся на спину.

— Уф! Ты все-таки потрясающая баба! Такого кайфа, как с тобой, у меня ни с одной бабой не было.

Надежда с готовностью поднырнула Федору под руку и призналась в ответ:

— И у меня ни с кем такого не было, как с тобой.

— Вот как? — искренне удивился Угрюмый. — А много у тебя мужиков-то было? Я ведь и возревновать могу.

— Не имеешь права, ты мне не муж! — дерзко отреагировала Надежда. — Так что с кем хочу, с тем и гуляю.

— Если бы Колян узнал про твои похождения, он, наверное, убил бы тебя? — спросил Угрюмый.

Сейчас Надежда была особенно хороша. Щеки румяные, в глазах азартный блеск, словно молодуха не баловалась на перине с добрым молодцем, а пришла с обжигающего мороза.

— Не наверное, а точно, — помрачнела Надежда. — Я даже подумать об этом боюсь. А сам ты за себя не опасаешься? — хитро посмотрела Надежда на Угрюмого. — Он ведь и тебя тоже не пожалеет.

Такой разговор между ними заходил. уже не однажды. Он щекотал нервы и заставлял острее чувствовать жизнь. Федор поначалу воспринимал Надежду как некий случайный эпизод в своей жизни, не имеющий перспективы, но с каждой новой встречей убеждался в том, что Надежда затягивает его все больше и перед ее чарами он ощущает полнейшее бессилие. Нечто подобное, видимо, испытывает лось, угодивший в непролазную трясину сразу четырьмя ногами. Остается только задрать голову и зареветь от великого отчаяния на всю вселенную.

— Не пожалеет, — в к о торый раз согласился Федор. — Только зачем ты спрашиваешь? Говорили мы уже об этом. Только тоску наводишь.

Следовало расстаться с Надеждой, пока их прелюбодеяние не получило огласки, но сил. на такой шаг не хватало. Было страшно даже подумать о том, что ее тело будет недоступно для его рук, словно сокровища Оружейной палаты. И вместе с тем Федор отчетливо сознавал, что им никогда не быть вместе.

— Ты о чем думаешь? — рука Надежды легла на его живот, скользнула ниже, нежно погладила бедро, и Федор с удивлением обнаружил, что силы его еще не иссякли и под самое утро он сумеет удивить свою даму сердца очередным подвигом.

— Я думаю о тебе, — поймал Федор руку Надежды. — Разве возможно думать о чем-то еще, находясь с тобой рядом?

Ее ладони творили чудеса — даже китайский массаж в сравнении с магией ее пальцев смахивал на обыкновенное шарлатанство.

— А Колян тебя каким способом любит? — вдруг весело поинтересовался Угрюмый.

— Он по-разному любит и тоже большой выдумщик, — ласково проворковала Надежда.

Подначки не получилось. Неожиданно Федор ощутил ревность, да такой страшной силы, что едва не задохнулся от избытка чувств.

— Он старается везде преуспеть, — горько поморщился Угрюмый. Делить Надежду ни с кем не хотелось, но и не делить было невозможно. — Видно, глубоко тебя пашет? — поинтересовался Угрюмый, тем самым причиняя себе еще большую боль.

— Все от настроения зависит. — Надежда высвободила руку, и ее ладонь вновь отправилась в свободное путешествие по его телу, причиняя наслаждение даже малей ш им прикосновением. — Бывает, так пройдется, что я потом пару дней врастопырку хожу.

Федор поморщился, подобно искусному музыканту, не умеющему внимать фальшивым нотам, — за сказанным чувствовалась едва скрываемая гордость.

— Силен.

— Да, он такой.

Неожиданно Надежда отдернула руку, положила ее под голову и поинтересовалась:

— Признайся мне честно, Федор, а ты хотел бы быть со мной?.. Со мной навсегда?

— Это как же?

— А вот так. Просто навсегда, и все!

— Тебя же Колян не отпустит.

— А мы разве будем спрашивать его разрешения?