МАРИ ЮНГСТЕДТ - НЕСКАЗАННОЕ

— Вы говорили с кем-нибудь в школе о том, что Фанни пропускает занятия?

— Да, мне позвонил её учитель пару дней назад. Сказал, что она уже несколько недель не посещает занятия. Мы поговорили об этом, но, по его словам, скорее всего, она просто немного устала. Я сказала Фанни, что надо ходить в школу, и она пообещала исправиться.

— Дочь не рассказывала вам ничего нового в последнее время, может, она с кем-то познакомилась?

— Нет, — задумчиво ответила мать. — По-моему, нет.

— У неё есть близкие друзья или ещё кто-то, с кем она общается больше всего?

— Нет, у нас довольно узкий круг общения, если можно так выразиться.

— А родственники?

— Моя мама находится в доме престарелых «Экен», но она уже в таком маразме, что с ней практически невозможно разговаривать. А ещё у меня есть сестра в Вибле.

— Она живёт одна?

— Нет, с мужем. У неё двое детей — дочь, а ещё сын её мужа от предыдущего брака.

— То есть это единственные кузены Фанни? А сколько им лет?

— Лена живёт в Стокгольме, ей, кажется, тридцать два. Стефану сорок. Он живёт на Готланде, в Геруме. Я надеялась, что Фанни окажется у сестры…

Майвур снова начала всхлипывать, Кнутас погладил её по плечу.

— Ну-ну, — попытался он утешить плачущую женщину. — Мы сделаем всё, чтобы найти её. Скоро всё уладится, вот увидите.

Сообщение на автоответчике оказалось длинным. Эмма хриплым монотонным голосом рассказала, что Улле обо всём узнал и пока она будет жить у своей подруги Вивеки. Она попросила его не звонить ей и пообещала дать знать, когда придёт в себя. Юхан всё-таки раздобыл телефон Вивеки и позвонил ей, но та сказала, что он должен уважать желание Эммы побыть в одиночестве.

Такого психологического террора он вынести не мог. Пытался играть в хоккей, но все его мысли были только об Эмме, ходил в кино, но, выходя из зала, не мог сказать, о чём был фильм.

Во вторник вечером она позвонила ему.

— Почему ты не хочешь со мной разговаривать? — спросил он.

— У меня вся жизнь рухнула, разве это недостаточное объяснение? — сердито ответила она.

— Но я же хочу помочь тебе. Я понимаю, как тебе тяжело. Но я ужасно нервничаю, когда мы не общаемся.

— На данный момент я не могу взять на себя ответственность ещё и за то, что ты нервничаешь! Мне своего хватает.

— А как он узнал?

— Прочитал твоё сообщение. Оно пришло, пока я принимала душ, а Улле прочитал.

— Прости, Эмма. Мне так жаль — не надо было посылать тебе сообщение в воскресенье утром. Я идиот!

— Самое ужасное, что у меня нет возможности поговорить с детьми. Он не подходит к телефону, автоответчик отключён. Я приезжала туда, но никого не было дома. Он забрал у меня ключи, и я не могу попасть в свой собственный дом. — У Эммы задрожал голос.

— Успокойся, любимая, — попытался утешить Юхан, — Это первая реакция, это пройдёт. А никто другой не может с ним поговорить, например твои родители?

— Родители?! Ни за что. Знаешь, что он сделал? Обзвонил всех родственников и друзей и рассказал им, что у меня появился другой мужчина! Даже моей бабушке! Родители ужасно злы на меня. Я попыталась поговорить с ними, но они на его стороне. Они не понимают, как я могла так поступить и почему я не подумала о Саре и Филипе. Все настроены против меня, не представляю, как я с этим справлюсь.

— Ты не можешь приехать ко мне? Чтобы немного отвлечься?

— Нет, не получится.

— Хочешь, я приеду к тебе? — ещё раз попытался Юхан. — Я могу взять отпуск.

— Приедешь — и что? Мне сейчас главное — увидеться с детьми. Ты что, не понимаешь, какой это кошмар, когда ты не можешь поговорить с собственными детьми? Я же сказала: мне нужно два месяца, чтобы побыть одной и всё обдумать. Но ты меня не уважаешь, не хочешь дать мне время. Названиваешь мне, хотя я просила этого не делать. И видишь, что из этого вышло! Большое тебе спасибо!

— Ах, то есть это я во всем виноват? А ты? Ты тут вроде ни при чём? Может, я тебя силой заставил? Ты тоже хотела меня видеть!

— Ты думаешь только о себе, потому что тебе больше ни о ком не нужно заботиться. А мне нужно. Оставь меня в покое! — выпалила она и бросила трубку.

Юхан с горечью отметил, что Эмма так поступает уже во второй раз.

После полудня они занялись выяснением того, что делала Фанни Янсон в дни перед исчезновением, — круг людей оказался широким. Полиция допросила персонал конюшни и немногочисленных родственников. Затем полицейские посетили школу, поговорили с одноклассниками Фанни и учителями. Начинала складываться всё более чёткая картина.

Очень одинокая девочка, в сочельник ей должно исполниться пятнадцать лет. По мнению одноклассников, у неё не было желания общаться с ними. Классе в седьмом некоторые ещё пытались как-то подружиться с Фанни и повсюду звали её с собой, но она всегда отказывалась, и постепенно это всем надоело. После уроков она вечно торопилась домой, а потом, когда стала работать в конюшне, спешила к лошадям. Ничего плохого никто о ней сказать не мог, она была хорошей девчонкой, просто очень закрытой и поэтому осталась одна. Сама виновата. Собственное одиночество её, похоже, не беспокоило, и многих это раздражало. Какая-то она уж слишком недоступная!

По словам учителей, Фанни была тихим ребёнком, училась хорошо. Но в последнее время всё изменилось: девочка сидела на уроках с отсутствующим видом и стала ещё более замкнутой. Хотя сложно понять, что творится в душе подростка. В этом возрасте они эмоционально неустойчивы, начинают вести себя по-другому, постоянно спорят, встречаются друг с другом, а потом расходятся, мальчишки начинают курить, а девчонки — краситься и одеваться вызывающе — одним словом, гормональный всплеск. Раздражение и агрессия стали обычным делом, и уследить за развитием каждого крайне сложно.

Родственникам сказать было нечего. Они редко видятся с Фанни, Майвур пьёт, и у неё такие резкие перепады настроения, что нормально общаться с ней практически невозможно. Да-да, конечно, они понимали, что девочке приходится нелегко, но не хотели вмешиваться. У каждого своих забот хватает, оправдывались они.

«Взрослые несут ответственность за детей, — думал Кнутас. — Это же так просто — взрослые должны нести ответственность за детей. Неужели чувство общности стало совершенно чуждо людям? Неужели им наплевать на попавших в беду детей, ну хотя бы родственников?»

Соседи в один голос заявляли: Фанни одинокая, застенчивая девочка, наверное, ей многое приходится делать по дому. Все прекрасно знали, что её мама пьёт.

Последним, кто видел Фанни перед исчезновением, оказался работник конюшни Ян Ульсон. По его словам, она, как всегда, пришла на работу к четырём и занималась уборкой. Потом ей разрешили покататься на одной из лошадей, которых готовили к соревнованиям. Вернулась она через час в прекрасном настроении. Покататься ей разрешали нечасто, поэтому она была на седьмом небе от счастья всякий раз, когда предоставлялась такая возможность. И она, и лошадь вернулись потные и разгорячённые; Ульсон сказал, что Фанни, похоже, ехала галопом дольше, чем разрешалось. Он не стал говорить об этом, потому что жалел девочку и считал, что она имеет право хотя бы иногда хорошо провести время.