Анатолий Галкин - Тихий омут

– Что Ивану-то врать будем?

– Это ты, Олег, сам сочиняй. Я буду больного изображать. Тем более, что действительно у меня все болит…

Ивана Полупанова они увидели издалека. Заслышав шум двигателя, он выбежал встречать – со стороны долины могла появиться только одна машина. Правда, Иван ждал ее через пять дней. Но, как ему показалось, он сразу понял причину их приезда, увидев за лобовым стеклом перебинтованного и заклеенного клочками пластыря Николая.

– Поранился? Со скалы упал? Я же предупреждал… Давай, Олег, мы его в залу отнесем, на диван.

– Не надо на диван. Его к рации поближе надо.

– В кабинет?

– Именно, Иван, в кабинет. Он очень хотел сам в Москву пару слов передать. Личное послание… У тебя когда связь с Петропавловском?

– Через двадцать минут…

– Вот и хорошо… Помогай, Иван.

То, что Полупанов называл кабинетом, больше походило на склад или мастерскую. Старенькая, похоже еще ламповая радиостанция стояла у окна на шатком самодельном столе. А широкий топчан располагался рядом в углу. И это было очень кстати.

Пока Николай очень натурально стонал на топчане и пока ждали момента связи, Олег сообщил Ивану об утреннем происшествии. О том, как Николай снаряжал порохом охотничьи патроны. И как ввалился в землянку Тигран, жаждавший покурить.

– И нет бы зажигалку взял. Так он за спиной встал и давай, дурак, спичками чиркать. И, конечно, искра в кучку пороха и… как шарахнет! Этому Тиграну только чуть ногу поранило. А Николая, видишь, всего посекло.

– А глаза? Как глаза-то?

– Зажмурил… но надо срочно в Москву. Мы прямо сейчас в аэропорт поедем.

– Но ближайший самолет только завтра.

– Будем ждать.

Иван, посмотрев на часы, надел наушники и начал щелкать тумблерами. Вот уже послышался привычный хрип, треск и стон эфира. И сразу же прорезался знакомый вызов: «Коряки – шесть. Отвечайте. Центр готовит связь с Москвой. Прием».

Иван потянулся к микрофону, но рука его зависла в воздухе. Он увидел, как Николай сполз с топчана и сделал несколько неуверенных шагов вперед. Вот он судорожно взмахивает руками в попытке сохранить равновесие. Вот всем телом падает на стол, ломая его и увлекая за собой и рацию и пристегнутого к ней Ивана…

Снова уложив Николая, Олег бросился спасать рацию. Даже поверхностный взгляд на нее не мог не обрадовать – восстановлению не подлежит.

Олег собрался было успокаивать Ивана, но этого не понадобилось. Тот просто сиял и даже не пытался скрыть своей радости.

– Вот спасибо. Вот удружил, Николай. У меня никак рука не поднималась. Двадцать лет я с ней горе мыкал. Мне товарищ Дрожжин сразу сказал: «Брось ты, Полупанов, эту рухлядь. Я тебе новую поставлю. Японскую. Спутниковую». А как ее бросишь. Работает ведь, зараза… Теперь уж все, спеклась… Как думаешь, Олег, быстро Дрожжин новую связь поставит?

– Как только сможет, так и поставит.

– Удивительный он человек, Дрожжин-то. Все сам знает, все умеет. Космическая связь – пожалуйста… Он сам-то не с космосом связан?

– Раньше не был… А сейчас, я думаю, налаживает отношения.

– Да… Вы, Олег, отдыхайте, а я пойду готовить встречу. К вечеру гости будут. Как рация из строя выходит – через три часа жди… Опекают нас. Берегут… Полковник и сам наверняка приедет – очень ему моя банька нравится…

Но они уехали почти сразу. Николай еще немножко постонал, требуя срочно врача и они быстро собрались. Не стали даже обедать, но по просьбе больного загрузили в машину полновесный сухой паек.

Встреча с полковников и его группой не входила в их планы. А значит дорога на Елизово и Петропавловск для них была закрыта. Более того – сегодня вечером, когда все станет ясно, их будут искать в аэропорту, а завтра – везде, по всей Камчатке. Надо думать, что у местной милиции опыт подобных операций был. Беглых здесь хватало…

Через час свернули на проселочную дорогу, которая вела на запад, к Охотскому морю. Позади остались горные перевалы и начинался настоящий сосновый корабельный лес. Все это очень отличалось от восточной части полуострова – холмистой, с редкими рощами каменной березы и корявой камчатской сосны.

Поселок Апача им удалось миновать по объездной дороге. Но впереди до портового поселка Большерецк было еще два-три населенных пункта.

Они свернули в лес и остановились, увидев впереди хутор – добротный сибирский дом за высоким забором. Других строений, кроме бани и сарая, рядом не было. Хозяйство такое же, как у Ивана Полупанова, но поменьше. Не особняк с комнатами для приезжих москвичей. Но и здесь могла оказаться рация. И если хозяин предупрежден, информация о проехавшем мимо окон крытом грузовике могла быстро достичь Петропавловска.

Они остановились на старых лесоразработках. На краю поляны стоял даже ветхий сарай с дырявой крышей – временная контора лесорубов.

Преображение милицейского грузовика не заняло много времени. Прежде всего сняли брезентовый верх, а кузов с открытым задним бортом был заполнен разнокалиберными бревнами, найденными в сарае ржавыми бочками, дырявыми ведрами, ящиками… Завершая процесс, Олег изукрасил машину глиной, мазутом, сосновой смолой. В получившемся транспортном средстве никто не смог бы узнать ухоженную гостевую машину. В лучшем случае – совхозный мусоровоз.

Но в полном объеме это проблему не решало. Они это хорошо понимали. Не было документов на машину. Их паспорта тоже не прибавляли уверенности – первая же встреча со стражем порядка могла окончиться кутузкой. Но главное – Николай. Его лицо и руки представляли из себя сплошную «характерную примету».

Когда они расположились в тени сарая и начали жевать сухой паек – красную икру с галетами, Николай сам заговорил об этом:

– Завтра сложный день предстоит… Я просто чувствую, что сейчас они все у Ивана собрались. Наши друзья с Тимановских источников прибежали, менты приехали. Ножками стучат, ручонками размахивают… А через два часа они будут в Петропавловске. И полетят во все стороны депеши: «Задержать троих. Двое без характерных примет. А у третьего все на лбу написано».

– Загримируем…

– Глиной? Нет, Олег, меня лучше в кузове в мусор закопать. Да там и оставить… Шучу! А помните, как я вам в автобусе о словечках всяких рассказывал?

– Помним… А ты, что, Николай, лингвист?

– Нет, я настоящий банкир. А со словечками это у меня хобби такое.

– А за Дрожжиным гоняться, это тоже хобби?

– Да, Олег. Я такой разносторонний… Так я об этих словечках. Вот сказал я вам, что у меня все на лбу написано. Откуда это пошло? Невежды. Это при Екатерине и еще раньше всяким там беглым бунтовщикам на лбу букву «Б» выжигали. Клеймили позором… Нет, ребята, лингвистика очень полезная вещь. Нервы успокаивает. Вот сегодня утром, привязали меня к столбу, все болит, да и вообще – конец. Мне бы о вечном думать, а я фразочки составляю. Примерно так: «Игра шла по гамбургскому счету, но потерпел ты, Николай, фиаско. Вот и стой теперь как вкопанный». Что, сообразили? Я сразу три выражения зацепил.