Леопольд Тирманд - Злой

— Я тогда как раз дежурил и хорошо помню, как это было, пан поручик. Витольда Гальского привезла не скорая помощь, а обычное такси. С ним был какой-то пан, выполнивший все формальности.

— А как он выглядел, этот пан? — быстро спросил Дзярский, охваченный внезапным предчувствием.

— Такой низенький, немолодой пан в котелке, с зонтиком, — ответил сотрудник. — Жёлтое костлявое лицо и старомодный воротничок. Я хорошо его запомнил: ещё удивился, что такие странные люди до сих пор ходят по земле.

Колянко, казалось, поразило это сообщение.

— Я был убеждён, что его привезла скорая помощь, — тихо произнёс он. — Какой недосмотр…

— Нет, нет, — ответил сотрудник. — Не скорая помощь, как тех шестерых. И поэтому пан поручик не получил от скорой помощи рапорт о Гальском.

— Каких шестерых? Откуда? — удивился Колянко. — Ничего о них не знаю.

— Вот мы и квиты, — въедливо заметил Дзярский. — Я не знал о Гальском, вы не знаете об этих шестерых. Вы мне рассказали о Гальском, я вам расскажу о них. Можно идти. До свидания, — он кивнул сотруднику в сером халате.

Вдвоём они вышли на улицу. Дзярский направился к машине.

— Может, немного прогуляемся? — спросил Колянко.

— Охотно!

Дзярский отпустил служебную машину.

Они шли по Новогрудской улице к центру, под низкими фонарями, среди голых деревьев, во мгле стелющегося над чёрными оградами влажного вечера.

— Слушаю вас, пан поручик, — напомнил Колянко. — Жду реванша. Вы преследуете свою цель.

— Правильно, — подтвердил Дзярский, — я хочу, чтобы вы об этом написали.

……………………………………………………

С минуту они шли молча. Внезапно Дзярский остановился.

— Пан редактор, — решительно сказал он, — я должен увидеть доктора Гальского.

Колянко словно пришёл в себя.

— Я же вам сказал, пан, что он до сих пор без сознания. Я был у него полчаса назад. Разговаривал с его палатным врачом.

— Ничего, — буркнул Дзярский. — Как хотите, а я возвращаюсь. — Он повернул назад, в больницу.

— Я с вами, — догнал его Колянко.

Миновав Новогрудскую, они быстро дошли до больницы. Колянко уверенно вёл Дзярского по коридорам главного корпуса. У двери отдельной палаты, где лежал Гальский, они встретили невысокого плотного доктора в белом халате, с усталым лицом и ещё более утомлёнными глазами.

— Прекрасно, что мы встретили вас, пан доктор, — приветствовал его Колянко. — Это пан поручик Дзярский из Главной команды милиции, который хочет видеть Гальского. Можно это устроить?

— Что там смотреть? — пожал плечами доктор. — Тяжёлый случай. Гальский всё время без сознания, хотя есть надежда, что он выкарабкается.

— И всё-таки можно войти? — спросил Дзярский. Вопрос прозвучал вежливо, но официально.

— Конечно, — не слишком охотно согласился доктор. — Если вы по служебным делам, пан поручик…

Доктор осторожно открыл дверь узкой длинной комнаты, выкрашенной в сине-голубой цвет. В глубине стояла кровать с температурным листком над изголовьем. Рядом с ней — белая тумбочка и два стула. В комнате царил полумрак.

Дзярский, Колянко и доктор приблизились к кровати. С каждым шагом их лица всё больше вытягивались от удивления. Витольд Гальский широко раскрытыми глазами осознанно смотрел из-под бинтов. Быстро и бережно взяв руку больного, врач нащупал пульс, затем нажал кнопку звонка на стене и обернулся к Дзярскому и Колянко:

— Пойду приготовлю всё для инъекции, — и поспешно вышел из комнаты.

Бескровные губы Гальского через силу шевельнулись, в его глазах светилась какая-то мольба. Дзярский и Колянко склонились над кроватью и услышали шёпот:

— Помню, припоминаю, это же редактор…

По спине Колянко пробежала дрожь, когда он сообразил, что Гальский обращается к нему.

— Вначале меня избили… но как… а затем… — что-то похожее на улыбку отразилось на лице Гальского, — потом я увидел эти глаза… светлые, горящие… Он меня сюда привёз…

Бледные веки опустились на усталые глаза, отгораживая раненого от всего мира, белое лицо казалось слившимся с бинтами.

— Уффф! — хрипло выдохнул Колянко. — Только бы не навредить ему.

Быстро и беззвучно распахнулась дверь, и в палату въехал столик под стеклом на колёсиках. На нём стояли коробочки со шприцами и медицинские приборы. Вслед за невысоким доктором вошли две сестры.

— Прошу простить, панове, — резко и нервно сказал доктор, — но вам придётся выйти из комнаты. Ничего не поделаешь, пан поручик, — продолжал он, словно предупреждая сопротивление со стороны Дзярского, — но сейчас здесь распоряжаюсь я.

Дзярский взглянул на него с симпатией и молча вышел вместе с Колянко.

Юлиуш Калодонт ждал. Если чью-то жизнь можно назвать ожиданием, то с некоторых пор он жил именно такой жизнью.

Тридцать раз, поднимаясь с постели и влезая в тапочки, Юлиуш Калодонт спрашивал себя, носит ли объект его тоски тапочки и какие именно — с задниками или без них? Разбивая за завтраком яйцо всмятку, он задавался вопросом, любит ли тот человек яйца всмятку, а если нет, то что он ест на завтрак.

Хозяйка Юлиуша Калодонта, старушка по имени Гелена, по фамилии Липинская, пришла за это время к выводу, что с её жильцом не всё ладно. Когда Юлиуш Калодонт в очередной раз возвращался домой в полночь и еше долго ходил по комнате, выкрикивая какие-то слова, старушка тревожно натягивала одеяло на уши, шепча дрожащим голосом:

— Что случилось с паном Калодонтом, Пресвятая дева? Будто подменили его! Не иначе как станет актёром!

Эта перспектива была для неё действительно катастрофичной, судя по печальному опыту, приобретённому полвека назад; остались воспоминания о нескольких молодых варшавских актёрах, у которых она убирала и готовила: они не заплатили ей ни гроша, не говоря уже о прочих неприятностях.

Между тем ночные путешествия Юлиуша Калодонта означали, что он готовится к чрезвычайно серьёзному разговору, который непременно должен был состояться.

Несколько раз старика навещала Марта Маевская, с которой его связывала искренняя дружба. Марта частенько по-соседски останавливалась у киоска, и они охотно беседовали на различные темы — от погоды до чувств. Марта была очень сдержанна, однако Калодонт из её слов заключил, что тот светловолосый врач скорой помощи, с которым они познакомились в комиссариате, — несомненно, человек, заслуживающий доверия. Все попытки Калодонта завести разговор о тех удивительных, светлых, пронзительных глазах, о которых Марта так взволнованно говорила в комиссариате, наталкивались на глухую сдержанность и молчание; в конце концов Калодонт решил, что Марта о них забыла или, по крайней мере, хочет окончательно забыть.