Леопольд Тирманд - Злой

— Ах ты мерзавец, сколько раз я тебе говорил, что нельзя уходить из конторы на целый день! — Он приблизился на шаг и дважды ударил Метеора по лицу — по одной и по другой щеке, с такой силой, что эхо прокатилось по комнате. Метеор громко застонал и, потеряв равновесие, отлетел к столу; на его покрасневшем лице отчётливо выделялись белые следы пальцев Мериноса. — Вонючка ты паршивая, — спокойно продолжал Меринос, — скоро наступят дни, каких ещё не было в твоей бандитской, преступной карьере. Если ты ещё раз выкинешь такой номер с девками, знай, больше не встанешь.

— Пан председатель, пан председатель… — забормотал Метеор. Тревога, боль, унижение и неуверенность парализовали его мысли и речь. Он не знал, чем занята Марта, и умирал от страха при одной только мысли, что Меринос может обнаружить её здесь.

— Пан инженер, — обратился Меринос к Вильге, — у вас есть пятнадцать тысяч наличными?

Вильга на минуту задумался, будто взвешивая, что выгоднее: дать деньги или отказать?

— Есть, — наконец ответил он, невольно посмотрев на дверь, за которой находилась Марта.

— Мне эта небольшая сумма понадобится, — Меринос закурил сигарету, — только до утра. Всё из-за этого горе-директора, — он кивнул в сторону поникшего Метеора, — я не мог сегодня получить деньги в банке. Здесь и ваша вина, пан инженер, — улыбнулся Меринос, глазами показывая на стол. — В рабочее время водка и девочки…

Вильгу охватил мучительный страх: он не знал, чего можно ожидать от гостьи в алькове. «Что будет, если она сейчас закричит?» — подумал инженер и почувствовал, как деревенеет его затылок; взглянул прямо в тёмные, опасные глаза Мериноса и впервые в жизни впал в панику.

— Есть, — торопливо повторил он, — сейчас дам. — Вильга извлёк из нижнего ящика секретера небольшую железную кассу, открыл её и стал отсчитывать деньги.

— А вот и залог, — весело сказал Меринос, бросая в кассу небольшой свёрток, — первая тысяча билетов на воскресный матч. Пусть останутся пока у вас, пан инженер, ясно? — добавил он тоном приказа.

Бледные глаза Вильги посинели, Метеор застонал, закрыв глаза. «Теперь конец, — подумал он, едва не теряя сознание, — где она сейчас? Неужели слышит, неужели слушает?»

Меринос подошёл к стулу, на котором висел пиджак Метеора, неожиданно стянул его и бросил Метеору.

— Одевайся, — приказал он, — и поедем ко мне! Проведём расширенное производственное совещание. Начинаем работу на всю катушку! Вы тоже, инженер, — добавил он чуть повежливее, но тоном, не допускающим возражений.

— Хорошо, — покорно согласился Вильга.

Метеор поплёлся к лестнице, как побитая собака.

Вильга, выходя, запер квартиру.

В прижатом к двери алькова ухе Марты стояла страшная, мёртвая тишина. Марта ещё раз дёрнула защёлку, хотя и знала, что это ничего не даст. Снизу донёсся шум выезжавшей из гаража машины. «Вот так история, — в смятении думала Марта, — где я оказалась? Какие-то девки, какой-то Метеор, какие-то билеты на матч. Пятнадцать тысяч злотых — мелочь! Какой-то председатель, который бьёт какого-то директора по лицу, если судить по звонкой пощёчине… Что здесь творится, Матерь Божья! Куда я попала?» Было в голосе того председателя нечто, в первую же минуту удержавшее Марту от намерения кричать, звать на помощь — теперь она это чётко осознала. Обнаружив своё присутствие, она только усложнила бы положение. «Надо действовать, — решила девушка, — что-то предпринять!»

Марта нашла на туалетном столике инженера бутылку с лавандовой водой и энергично растёрла виски. Открыла двери, ведущие в кухню и в ванную: в её распоряжении была немалая площадь. «Мама будет страшно волноваться, — от этой мысли на глаза навернулись слёзы, — а Витольд и не узнает никогда… Вот так судьба!»

В кухне Марта нашла кусок лососины, целый кекс и чай. Налила себе стакан и стала пить, откусывая по кусочку кекс и напряжённо размышляя. Взгляд её упал на кухонный табурет. Отложив кекс, она схватила табурет и побежала в альков. Быстро придвинула кровать к стене с окошком вверху и поставила табурет на кровать; затем взяла в руки тяжёлую латунную пепельницу и взобралась на табурет. Стекло оказалось довольно толстым, но разбилось при первом же ударе пепельницей. Марта очистила окошко от осколков и как можно дальше просунула голову через решётку. Перед ней были разрушенные, сожжённые, поросшие десятилетними сорняками внутренние помещения какого-то фабричного корпуса. От мрачных, почерневших развалин, гнутых рельсов и дымоходов веяло таким запустением, что страх сдавил Марте горло. Она слезла с табурета, легла, скорчившись, на кровать и тихо заплакала.

Вильга запер ворота гаража, сел в машину и выехал на улицу. На улице Меринос грубо втолкнул Метеора в машину Вильги, а сам сел в «вандерер» и тронулся с места. Метеор сел рядом с Вильгой. Их машина последовала за автомобилем Мериноса.

Обе машины выехали на улицу Пружную и остановились возле тротуара.

— Юречек, — сказал Меринос, когда они вошли кабинет, — всё в порядке. Дай пять, — и он протянул Метеору руку, — ты меня расстроил, потому так получилось. Ты же знаешь, какой сейчас важный момент, а тут водка, девочки, тебя целый день нет в конторе. Итак, слушай: завтра утром отправишься в Центральный Совет профсоюзов, комната номер триста двенадцать, — прочитал он по бумажке, которую держал в руках. — Там находится отдел зрелищ и представлений. Спросишь директора Яна Вчесняка и скажешь, что ты — из Центрального Управления предприятиями по производству свирелей. Это свой человек, с ним уже договорились. Поскольку сегодня ночью сии работают над принципами распределения, мы ещё не можем решить, что и как. Во всяком случае, как договорились, Вчесняк завтра тебе скажет, сколько он сможет нам дать. Очевидно, тебе придётся с ним поторговаться.

— Слушай, — сказала Олимпия Шувар, слегка подкрашивая губы, — я уже ухожу. К сожалению, должна идти. Дорогой, — добавила она, снова опускаясь на колени возле кровати и заботливо поправляя одеяло у подбородка Гальского, — я охотно бы ещё побыла здесь, но нужно идти. Сегодня четверг, необходимо уладить кое-какие торговые дела. Кому-то же надо подумать о завтрашнем дне, правда? Ах, — добавила она непринуждённо и весело, — чуть не забыла тебе сказать: мне сегодня днём звонила панна Маевская и спрашивала о состоянии твоего здоровья. Очень мило с её стороны, не так ли?

Гальский лениво взглянул на Олимпию.

— Безусловно, — спокойно ответил он, — очень мило. Значит, помнит старых знакомых. Милая Марта! И что ты ей сказала? — равнодушно спросил он.

— О, всё, — так же небрежно ответила Олимпия. — Что чувствуешь себя лучше, что уже неплохо выглядишь. Сердечно поблагодарила её, ведь она помогла нам найти друг друга в столичном лабиринте. Благодарила, конечно, и от твоего имени…