Владимир Гриньков - Король и Злой Горбун

Церемония оглашения имен победителей «Телетриумфа» – это гораздо больше, чем просто вручение премий. Телевидение – клубок страстей и интриг, череда чьих-то побед и провалов. Здесь роятся слухи и рождаются сногсшибательные идеи. Здесь почти никто не дружит, зато все очень хорошо знают, что такое конкуренция, конкуренция без скидок и жалости к проигравшему. Целый год каждый сам за себя, за успехами и провалами коллег наблюдают издали, и только на «Телетриумфе» все собираются вместе, занимая места в зале, и эта тысяча приглашенных – настоящее переплетение амбиций, затаенного ожидания и безудержного желания успеха если не для себя лично, то для кого-то, кого ты поддерживаешь, и уж ни в коем случае – не для твоих врагов.

Здание, в котором пройдет действо, оцеплено милицией с самого полудня. Кордонов целых три, не считая тех, что выставлены на входе в здание, потом еще и на входе в зал. Итого получается пять. Меры нелишние. В кино давно никто не ходит и книг почти не читают, но телевизор смотрят все – дьявол нашего века овладел душами миллионов, и его могущество распространяется на всех без исключения представителей человеческого рода. Едва человек хоть немного подрастет и что-то начнет понимать – и у телевидения появляется еще один раб. Эти рабы на удивление верны своему господину и, главное, удивительно послушны. Можно бросить курить, но нельзя отказаться от соблазна хотя бы еще разок взглянуть на телеэкран. Экран, на котором сменяют друг друга телекумиры. Желание видеть их снова и снова можно было бы назвать болезнью, но диагноз некому поставить, потому что на земле уже не осталось здоровых людей. Вечер, когда разворачивалось главное действо «Телетриумфа», стал вечером исполнения желаний – и для телевизионщиков, и для зрителей.

Приглашенных автомобили подвозили прямо ко входу. Здесь оцепление было особенно плотным. Очередной гость «Телетриумфа» выходил из машины, вокруг него тотчас вскипал гам и свист беснующихся фанатов, и счастливый человек, с улыбкой помахав своим поклонникам рукой, скрывался в дверях.

Мы вчетвером приехали к черному ходу. Я по опыту прошлого года знал, что это наиболее безопасный способ проникновения в зал торжеств, и не ошибся. Здесь тоже было оцепление, но зато зевак – раз, два и обчелся, и мы практически без препятствий прошли ко входной двери.

Многие из кумиров смотрели на кипящие в толпе фанатов страсти не без страха и спешили поскорее укрыться в спасительных стенах здания. Одна девушка, правда, прорвалась, но она была не из «диких», что способны оставить своего кумира без одежд, и когда она подскочила ко мне, я даже не сразу среагировал.

– Здравствуйте! – выпалила она. – Помогите мне, пожалуйста! Только вы можете помочь!

Прошляпивший ее милиционер уже исправлял свою ошибку, но без грубости, просто оттеснял девушку от меня, ласково приговаривая:

– Позже, позже все расскажете товарищу. Пройдемте за ограждение.

А она упиралась и все повторяла:

– Только вы можете помочь! Только вы можете помочь!

Я уже успел насмотреться на таких. Они или хотели сняться в нашей программе сами, или хлопотали за своих родственников, близких и дальних.

– Позвоните нам на программу, – сказал я ей. – Телефон – в конце каждого выпуска.

Мы вошли в здание, ослепительно торжественный холл был залит светом, но что-то мешало мне окунуться в атмосферу приближающегося праздника, и очень скоро я понял что. Глаза той девчонки.

– Я скоро, – пробормотал я и вышел на улицу.

Здесь, у черного хода, было все так же много милиции и мало зевак. Я прошелся вдоль ограждения, но той девушки так и не увидел. Ушла, исчезла, сгинула, унеся с собой этот странный взгляд, в котором что-то промелькнуло. Что?

Я вернулся к своим спутникам. Приглашенные галантно раскланивались, одаривая друг друга широкими, но неискренними улыбками. Подошел Гена Огольцов, пожал мне руку. Рядом со мной стоял Гончаров, Гена пожал руку и ему, глядя при этом на Гончарова вопросительно-настороженным взглядом. Он, наверное, до сих пор не мог понять, кто перед ним, и это обстоятельство чрезмерно нервировало Гену, привыкшего к определенности всего и вся.

– Женя! – с чувством сказал мне Огольцов. – Я чертовски рад, дружище, что сегодня… Что вот сейчас… В общем, что это твой день!

– О чем ты? – отмахнулся я.

– Семь номинаций! – напомнил Огольцов. – Весь мир сегодня принадлежит тебе! Тебя любят и тебе поклоняются!

Он был несколько нетрезв и потому особенно красноречив.

– Не расточай комплименты так громко, – вполголоса попросил я. – Каждое твое слово добавляет мне по десятку врагов.

Огольцов рассмеялся, дружески хлопнул меня по плечу и удалился, унося с собой запах дорогого коньяка.

– Он насквозь проспиртовался, – определил Демин. – Богема. У них так заведено.

Это было сказано без всякой неприязни, но я знал, что Демин недолюбливает Огольцова.

Зал был полон. Мы прошли на свои места, раскланиваясь направо и налево. Я заметил, что многие с интересом рассматривают незнакомого им Гончарова. Он и сам это, наверное, почувствовал, потому что обрел чрезвычайно важный вид и даже, как мне показалось, для пущей значительности раздувал щеки. Приобрести для Гончарова пригласительный было архисложным делом, и мне даже пришлось соврать в дирекции «Телетриумфа», сказав, что билет мне нужен для нашего спонсора и что если билета не будет – все пропало, я разорен и о существовании нашей программы придется забыть раз и навсегда.

Гончаров оглядывался по сторонам, с интересом наблюдая за происходящим, и когда видел знакомое по телепередачам лицо – а таких лиц вокруг встречалось великое множество, – он оборачивался ко мне и с детской непосредственностью сообщал:

– Смотрите-ка! И этот здесь! Ну, который про зверушек рассказывает. И вот тот тоже… Как же его фамилия? Он еще призы раздает, но до того все нервы вымотает.

Демин слушал этот треп с безучастным выражением лица. Он явно настраивался на долгий, нескончаемый сегодняшний триумф. Семь номинаций, как ни крути, – это что-то да значит. И если мы получим хотя бы половину…

– Илья! – засмеялся я. – Очнись ты.

Он встрепенулся и посмотрел на меня туманным взглядом. Наверное, уже примеривался, где в своей квартире поставит позолоченную статуэтку.

Действо тем временем началось. Вышел на сцену Николай Вадимович Касаткин, всех поздравил, пожелал удачи, он в шутку просил нас, то есть меня, Илью и Светлану, не забирать все призы, а хоть что-то отдать другим. Все вежливо поаплодировали.

В первой номинации – «За лучшую идею» – мы присутствовали. Конверт с именем победителя вскрывали намеренно долго, зал затих и затаил дыхание. Демин нервно пожевывал свой ус. Светлана улыбалась, но улыбка была напряженной. Один только Гончаров явно скучал, будучи не в курсе происходящего.