Владимир Гриньков - Так умирают короли

– И что теперь? – спросил он.

– Я буду делать передачу такой, какой я ее вижу.

Наверное, этими же самыми словами Самсонов обрисовал свою позицию в кабинете у Алекперова.

– До тех пор, пока ее будут у меня покупать. А потом просто закрою этот проект и придумаю что-нибудь новое. Я никогда не буду снимать передачи, сдобренные сиропом.

– А что реально может сделать Алекперов? – мрачно поинтересовался Демин. – Заменить вас в вашей же передаче ему не по силам. Он может разве что отказаться покупать наши программы, но вряд ли пойдет на это – мы уйдем со своей передачей на другой канал, и Алекперов потеряет рекламодателей.

Демин был администратором, потому и мыслил рационально. Он в два счета все расставил по полочкам, и вдруг выяснилось, что ничего особенно страшного нам и не грозит.

– Правильно! – обрадованно подтвердил Кожемякин. – Алекперов нам не указ!

– Я хотел, чтобы вы знали о нашем с ним разговоре, – сказал Самсонов. – Только и всего.

Потянулся к бутылке и самолично разлил водку по рюмкам.

– Давайте выпьем за то, чтобы у нас всегда была возможность делать то, что мы хотим.

Все зазвенели рюмками, сдвинув их в едином порыве одержимых идеей людей. Сейчас я готов был считать всех присутствующих единомышленниками. Самсонов благодарно улыбнулся.

Мы просидели за столом еще пару часов, прежде чем наша компания стала понемногу распадаться. Кожемякин заснул, решив, наверное, сегодня не придавать хлопот окружающим. Загорский вышел из кухни. Самсонов со Светланой о чем-то беседовали в углу. Демин старательно наливал себе рюмку за рюмкой и уже совершенно опьянел, явно готовясь составить пару Кожемякину. Но прежде чем отключиться, он решил побеседовать со мной.

– Не хотел я с самого начала, чтоб ты у нас работал, – напомнил он. – И ведь не ошибался.

– Почему же такая нелюбовь? – удивился я.

И снова он обдал меня холодным взглядом, как тогда, когда я помогал ему выгружать из фургона провизию.

– С твоей подачи на меня Серж взъелся?

Серж – это Самсонов. Единственное, что я понял из всей его фразы.

– Или тебе тоже денег захотелось?

Вот теперь до меня дошло. Вспомнилось, как я вскинулся от удивления, когда Демин в моем присутствии доложил шефу о том, что на обустройство «Обменного пункта» ушла тысяча долларов, в то время как он потратил втрое меньше, и как мое тогдашнее изумление не укрылось от Самсонова. Он что-то заподозрил, наверное, и поэтому сегодня между ним и Деминым и произошел тот нехороший разговор, который я невольно услышал. Демин все сопоставил и решил, что волна пошла от меня. А Самсонов ведь сам догадался. Я посчитал, что переубеждать Демина ниже моего достоинства.

– А ты не воруй! – ответил я фразой из фильма.

Демин окатил меня полным ненависти взглядом.

Даже усы у него встопорщились.

– Полегче, – посоветовал я и выложил на стол кулаки.

Подействовало.

Подошла Светлана, обняла меня мягко и осторожно.

– Ну что ты все здесь сидишь? – прошептала она, обдав мое ухо жадным горячим дыханием. – Пойдем посмотрим этот дворец.

Я взглянул на Самсонова. Тот стоял у окна, повернувшись к нам спиной.

– У него огромный дом, – прошептала Светлана. – И множество укромных местечек. Я с детства люблю прятаться. – И она беззвучно рассмеялась.

– Ты сошла с ума!

Но сам уже знал, что происходит. Это как в тот раз с Мариной в кладовой ресторана. Ощущение близкой опасности распаляет желание.

Я не стал сопротивляться и позволил увести себя с кухни. Загорский, сидя в кресле, смотрел телевизор. Мы крадучись прошли за его спиной и поднялись на второй этаж. Здесь было несколько дверей, Светлана наугад открыла одну из них, и мы оказались в спальне. Широкая кровать под балдахином, вычурной формы трюмо с необычайно богатым выбором косметики на нем. Все-таки я ошибался по поводу роли женщин в жизни Самсонова. Они существовали, хотя и были нечастыми гостьями, судя по всему.

– Нет, здесь я не могу, – заупрямился я.

– Ну почему, глупенький? – шептала Светлана, увлекая меня на безумно мягкие перины.

– Чужая кровать. Мне неудобно. Уж лучше поедем к тебе.

Но она меня уже раздевала – споро, но ласково, приговаривая:

– Глупенький, я же не доживу до своей квартиры. Умру по дороге туда от желания. Прямо в фургоне.

– В фургоне! – воодушевился я. – Давай отъедем от поселка, свернем куда-нибудь в посадку…

Но было поздно, Я лежал без одежды, и все должно было произойти прямо здесь, на самсоновской кровати, что казалось мне почему-то совершеннейшим кощунством. Я думал об этом еще несколько секунд, а потом забыл, потому что женщины обладают удивительным даром лишать мужчин рассудка. Я не знаю, как это им удается, но по этой причине считал женщин существами высшего порядка.

Я, оказывается, соскучился по Светлане. В ней, в отличие от Марины, была какая-то материнская нежность, которой не бывает у восемнадцатилетних. Эта нежность приходит с возрастом, только умный умеет ее ценить.

Светлана поцеловала меня – очень нежно.

– Устал? – спросила она.

Я не успел ответить, потому что вдруг увидел, как ручка на входной двери начала медленно опускаться. Кто-то хотел войти. Еще секунда – и войдет. Мы лежали на чужой кровати, совершенно голые, и у меня волосы на голове зашевелились от осознания неотвратимости происходящего. Я смотрел на эту проклятую ручку с обреченностью приговоренного; Ручка вернулась в прежнее положение, и ничего не произошло.

– Я закрыла дверь, – спокойно сказала Светлана. – Изнутри. Так что ничего не бойся.

И осторожно погладила мой живот. Я перевел дух. У меня было такое чувство, будто я только что родился заново.

– Не уходи, – попросила Светлана. – Побудь со мной.

Я протестующе замотал головой и поднялся. Не мог больше здесь оставаться. Тогда и Светлана встала. Я еще не успел одеться, а она обняла меня сзади, прижавшись ко мне всем телом. Наверное, она была очень одинока. И как ей сказать о том, что лучше бы нам расстаться? У меня язык не поворачивался.

Одевались мы одновременно. Я справился быстрее и встал у окна, поджидая Светлану. За окном в предвечерних сумерках я видел аккуратный газон перед домом, забор и за забором пустынную улицу, на которой стоял наш фургон и какой-то «жигуленок» чуть поодаль. Через минуту ко мне подошла Светлана. Она долго всматривалась в картину, открывшуюся ей за окном, и вдруг сказала:

– Странно.

– Что странно? – не понял я.

– Вот эта машина, – она кивнула в сторону «жигулей», – Они ехали за нами от самой Москвы.

Я с сомнением посмотрел на нее.

– Мало ли «жигулей» бегает по дорогам. Вряд ли это та же самая машина.

– Нет, нет, – убежденно возразила Светлана. – У них очень приметная солнцезащитная наклейка на лобовом стекле. Обычно там написано что-нибудь на английском. А у них по-простому: «Спартак». Видишь?