Владимир Гриньков - Так умирают короли

– Здесь все сложно, – повторил свои недавние слова Мартынов. – И очень грязно. Мы только слегка копнули, и началось – Загорский, Кожемякин. – Он невесело усмехнулся. – Вот подожди, мы еще и до остальных доберемся – и до Демина, и до Светланы этой.

Я нахмурился.

– Ты не хмурься, – сказал Мартынов. – Это я уже к делу перехожу. Докажем ли мы вину Кожемякина – большой вопрос. Поэтому у меня к тебе просьба: ты присмотрись повнимательнее к этим двоим: и к Светлане и к Демину.

– Они уже все знают.

– Что они знают? – не понял мой собеседник.

– Что я не просто так появился в самсоновской группе.

– Ты раскрылся?

– Да.

– Сам?

– Сам.

– И не боишься ответственности? Ты не имел права этого делать.

– А мне плевать.

– Тебя же начальство со света сживет за это.

– Я ухожу из полиции.

Мартынов посмотрел на меня долгим взглядом, будто увидел впервые.

– Не совсем понимаю, – признался он. – Но о причинах догадываюсь. Что ж, дело твое. Любой выбор надо уважать. Хотя лично мне ты, конечно, очень усложнил жизнь.

– Сочувствую. Но я думал, что дело сделано, и готовился к отъезду.

Он снова посмотрел на меня долгим взглядом:

– Ты действительно по собственной воле решил все рассказать?

– Да.

– И как они к этому отнеслись?

Я неопределенно пожал плечами.

– Понятно, – сказал Мартынов. – Уж лучше бы не говорил, наверное.

– Нет! Только так!

– Я начинаю тебя уважать. Я бы, например, не решился.

– Я не герой, просто надоело притворяться.

– Ну хорошо. Давай вернемся к делу. Как думаешь, чем еще можешь помочь нам?

– Теперь уже ничем. Я уезжаю. У вас и без меня все получится.

Я хотел подсластить пилюлю. В дверь постучали.

– Войдите! – сказал Мартынов.

Это была Светлана. Она поздоровалась с Мартыновым и со мной как ни в чем не бывало, но в ее глазах я увидел молчаливый вопрос.

– Я пойду, пожалуй, – сказал я.

– Ну почему же? Останься, – предложил Мартынов.

Его предложение можно было расценивать как приказ.

– Давненько мы с вами не встречались, – сказал Мартынов Светлане.

– А я и не скучала.

Мартынов засмеялся, оценив ответ. В этом кабинете немногие, наверное, шутили.

– Что ж, значит, наша встреча будет краткой, – сказал он. – Вот только выясним с вами кое-какие подробности. Тот самый вечер – вы понимаете, о чем я говорю…

Светлана кивнула, делаясь строже лицом.

– Вы поссорились со своим мужем. С бывшим мужем.

Светлана снова кивнула.

– И вы оказались в ванной комнате.

– Да. Я уже рассказывала об этом. Тогда разревелась как девчонка, и мне надо было заняться собой.

– В ванную комнату заглянул Евгений. – Мартынов кивнул в мою сторону. – Предложил возвращаться в Москву. Вы вышли из ванной и где кого обнаружили?

– В гостиной.

– Там присутствовали все?

– Не было Сергея. – У Светланы дрогнул голос. – И, кажется, Загорского.

– Загорский был в кухне, – подсказал я.

Но Загорский волновал сейчас Мартынова меньше всего.

– Ладно, это я понял, – сказал он. – Но Демин и Кожемякин были в гостиной?

– Да, – ответила Светлана.

– А вот до гостиной, раньше, вы когда в последний раз видели Кожемякина? Когда все были за столом?

Светлана задумалась, вспоминая. А я даже затаил дыхание. От ее ответа сейчас зависело больше, чем это она себе представляет. Если она не подтвердит слова Кожемякина – тому почти наверняка уже не отвертеться. Только Светлана могла дать ему алиби. Не железное, но в его положении выбирать не приходилось.

– Ну почему же за столом? – задумчиво сказала Светлана. – Он заглядывал ко мне в ванную комнату.

– Когда? – глухим голосом спросил Мартынов.

Я представлял себе его состояние сейчас. Все рушилось, и ничего нельзя было поправить.

– Точно не скажу, – ответила Светлана. – Мы разругались с Сергеем, я зашла в ванную комнату, и почти сразу туда заглянул Кожемякин. Он испугался, застав меня плачущей.

– Почему вы решили, что он испугался? – уточнил Мартынов.

– У него лицо такое было, знаете…

Она замялась, подыскивая определение.

– Не совсем обычное.

Все совпадало. Иным лицо Кожемякина и не могло быть. Его тошнило, и он безуспешно пытался найти укромное место.

Мартынов все больше мрачнел. Для него теперь все начиналось сначала, а время шло, уходило, таяло, а вместе с ним – и надежды на то, что все очень скоро раскроется.

– Что же вы раньше не сказали? – не сдержался он.

– О чем? – округлила глаза Светлана.

– О том, что Кожемякин заглядывал в ванную?

– А это так важно?

Мартынов тяжело вздохнул. Для него сейчас все было важным.

– Мне кажется, дело никогда не будет раскрыто, – сказал я.

Это было жестоко, но Светлана сама попросила меня об откровенности. Мы ехали в нашем фургончике, это был последний осколок прежней жизни. Светлана держалась за руль так крепко, что у нее побелели костяшки пальцев.

– Извини, – сказал я.

– Ничего.

Долго ехали молча.

– Почему? – вдруг спросила Светлана, словно наш разговор и не прерывался.

Спрашивала, почему убийство не раскроют.

– Сергей Николаевич был настоящим королем, – ответил я. – А когда короли умирают, гораздо важнее сам факт смерти, чем ее причина.

– Ты ушел от ответа.

– Я сказал то, что думал. Врагов бывает мало у людей серых. У королей недругов гораздо больше. У Самсонова, как оказалось, были проблемы и с Загорским, и с Кожемякиным, и с Деминым.

– И со мной, – подсказала Светлана, глядя на стелющуюся под колеса дорогу.

Я поморщился, но она этого, кажется, даже не заметила.

– Я только хотел сказать, что подозревать могут любого из присутствовавших на вечеринке в тот вечер. И, кроме того, еще целую кучу людей со стороны. Тех же дружков Кожемякина. Или Алекперова. Или кого-то еще. Мартынов землю роет, но ничего у него не получается – осторожничает. Слишком много внимания привлечено к этому делу. А громкие дела никогда не раскрываются.

– Но кто?! – не выдержала Светлана. – Демин? Я? Ты?

О нас, как я понял, она сказала лишь ради приличия. Вообще-то речь шла о Демине.

– Илья находится в тех же условиях, что и все мы, – сказал я. – Возможно, Мартынов еще на что-нибудь набредет, и Демина тоже привлекут к ответственности. За то же хищение денег, к примеру. Ведь приворовывал, это ясно. Но только и всего. Причастность к убийству доказать не смогут.

– Почему?

– По той же причине, по которой не смогли повесить это дело ни на Загорского, ни на Кожемякина, ни на Алекперова. Фактов нет.

– А убийство есть!

– Есть, – безропотно согласился я. – Но слишком уж много претендентов на роль убийцы. Следствие запуталось, выбирая одного из многих. – Я невесело усмехнулся. – Ведь ничего нет. Даже орудие убийства не найдено.