Владимир Гриньков - Так умирают короли

– Но Самсонов не брат тебе! И не отец! – воскликнул Бобров.

– Не брат, – согласился я. – И не отец. Но я преклоняюсь перед ним.

Бобров вскочил и, обежав стол, плюхнулся в свое начальственное кресло. Теперь нас разделял стол. И не только он. Что-то изменилось, я это почувствовал.

– Это у тебя пройдет, – сухо пообещал Бобров. – Выветрится. Я думал, что ты достаточно взрослый человек, но у тебя в голове еще гуляет ветер. К тому же, когда Мартынов попросил тебя пошпионить за твоими… э-э… друзьями, ты немедленно согласился и остался в Москве, хотя Самсонов был уже мертв и делать тебе здесь было нечего.

– А я потому и остался, что Самсонов погиб, – мрачно доложил я. – Потому что хотел этого гада… эту мразь… – У меня сами собой сжались кулаки. – И если бы меня в тот раз не оттащили, я вот этими руками убил бы Кожемякина!

Я хотел сказать ему, что выполнял свой долг. Перед Самсоновым, перед ребятами и перед самим собой. Но он вряд ли бы понял – я уже видел, что мы с ним говорили на разных языках. Мне не хотелось завершать нашу встречу на такой ноте.

– Не подумайте, что я против вас и той работы, которую вы выполняете, – сказал я. – Но лично я этим заниматься не буду.

– Что ж, тебе решать, – хмуро ответил Бобров.

Он не напишет докладную. И меня не наградят.

Но сейчас это волновало меня меньше всего.

– Я задержусь в Москве на денек. Кому при отъезде сдать ключ от квартиры?

– В восемнадцатый кабинет, – буркнул Бобров и придвинул к себе бумаги, показывая, что очень занят.

Он даже не подал мне руки при расставании. Наверное, сильно на меня обиделся.

Я вышел в приемную. И вдруг из кабинета выскочил Бобров:

– Постой-ка! – Он подошел ко мне, обнял и сказал: – И все равно тебе спасибо! Ты нам здорово помог. – Взял меня за плечи и легонько встряхнул. – А то, что ты сейчас сказал, чепуха. Ты уж мне поверь. Все перемелется. Просто ты еще не повзрослел.

– Я уже давно взрослый, – буркнул я. – Просто никто этого не замечает.

Я позвонил Мартынову, чтобы проститься.

– Куда ты запропастился? – почему-то недружелюбно осведомился он. – Разыскиваю тебя с самого утра.

– Я был у своего куратора, у Боброва. Прощался.

– Что значит – прощался?

– Уезжаю. И вам звоню по той же причине.

– Какой отъезд? – все так же недружелюбно сказал Мартынов. – Ты о чем, мой друг?

В его голосе я обнаружил адскую смесь из досады и желчи. И только тогда понял – что-то произошло.

– Что случилось?

– Пока ничего, – отрезал мой собеседник. – Приезжай, ты мне нужен. Я уже вызвал на допрос вашу сотрудницу… эту… как ее…

– Светлану, – подсказал я.

– Вот-вот. Пытался еще Демина разыскать, да его нигде нет.

– Что случилось? – повторил я свой вопрос.

И тогда Мартынов сдался.

– Ничего хорошего. Приезжай. Пропуск я тебе закажу.

Я появился в прокуратуре раньше Светланы. Мартынов был в кабинете не один, но когда я к нему заглянул, жестом пригласил меня войти. Двое его собеседников молча рассматривали меня. Я их узнал – они когда-то принимали участие в допросах. Вид у всех был угрюмый.

– Все! – сказал им Мартынов. – Встретимся во второй половине дня.

Мы остались вдвоем.

– Тебе придется еще раз в мельчайших деталях вспомнить тот вечер, – сказал Мартынов. – Когда убили Самсонова.

– Я уже давал показания.

– И все равно придется к этому вернуться.

– Что-то новое открылось? – осторожно поинтересовался я.

Мартынов неопределенно дернул плечом. И я понял, что у него серьезные неприятности.

– Кожемякин! – сказал он. – Он вышел из-за угла дома, и только тогда ты его увидел?

– Не понял вопроса.

– До того не видел его?

– В доме.

– А вне дома?

– Нет, вне дома не видел.

– Вспомни, как, он выглядел.

Я задумался, вспоминая.

– Мрачный. На меня даже внимания не обратил. Прошел мимо, будто я – пустое место.

– Лицо его ты помнишь? Возбужденное? Или, может, бледное?

– Бледное, – кивнул я. – Мне это еще тогда бросилось в глаза. Даже не бледное, а какое-то желтое.

Мартынов закусил губу. Он сам сейчас смотрелся не очень.

– Что-то не сходится, – понимающе сказал я.

– Все не сходится, Женя, – признался Мартынов. – И вполне может случиться, что мы окажемся не в состоянии доказать вину Кожемякина на суде.

– Как же так! – вскинулся я.

– А вот так! – огрызнулся Мартынов, заметно раздражаясь.

– Факты налицо! И подельники его известны!

Мартынов печально посмотрел на меня.

– Подельники известны, – согласился он. – Только смотря по какому делу. В вымогательстве они сознались. А вот от убийства открещиваются.

– Еще бы! – усмехнулся я.

Мартынов сделал вид, что не заметил моего сарказма.

– Позиция у них такая. Кожемякин подсказал своим дружкам, которых знал еще по тюрьме, что у Самсонова есть деньги, причем деньги немалые. Но у них были распределены роли: Кожемякин наводит своих подельников на Самсонова, но сам остается в тени. Дружки выполняют свою грязную работу. Деньги делят. После чего Кожемякин спокойно продолжает трудиться под началом Самсонова. К Самсонову действительно приходили за деньгами, это ты видел. Но после того как мы демонстративно пустили за Самсоновым «хвост», те ребятки якобы отступились, решив, что за Самсонова взялись более солидные урки и им с теми рэкетирами не тягаться. Так что к убийству они не причастны, и чужие грехи им брать на себя не с руки, своих полно.

Наверное, Мартынов сейчас цитировал Кожемякина и его дружков.

– Но ведь врут же! – воскликнул я. – Сам Кожемякин своего подельника укорял в том, что они убили Самсонова, так и не получив денег!

Мартынов вздохнул:

– У них и здесь своя версия, Женя. Они и не отрицают, что тот случай, которому ты сам был свидетелем на площади Восстания, имел место. Да, повздорили, да, Кожемякин высказал своему дружку претензии. Но смысл якобы был вот в чем: приятель упрекнул Кожемякина в том, что тот не возвращает давний долг. Про долг – это правда, мы проверяли, и есть свидетели. Кожемякин же ответил, что если бы эти олухи, то бишь его дружки, были поразворотливее, то давно выбили бы деньги из Самсонова, пока тот был жив, и этих денег Кожемякину хватило бы с лихвой, чтобы рассчитаться. А после гибели Самсонова о деньгах надо забыть.

– Но он же сам сказал! – воскликнул я.

– Что сказал? – устало осведомился Мартынов, с сочувствием глядя на меня как на неразумное дитя.

– Что эти люди убили Самсонова, так и не выбив деньги!

– Тут интересная вещь получается, Женя. Эту фразу я, конечно, помню. Она есть и в материалах дела. Буквально звучит так…

Мартынов раскрыл одну из лежавших перед ним папок и нашел нужную страницу.

– «Самсонова убили прежде, чем выколотили из него деньги!» – процитировал он. – Так вот, они оба – и Кожемякин, и его подельник – утверждают, что вторая часть фразы искажена. Было якобы сказано: «Самсонова убили прежде, чем вы выколотили из него деньги». Слово «вы» пропущено. Ты понял, как сразу сместились акценты? Кожемякин упрекнул своего дружка в том, что тот оказался нерасторопным, не успел добраться до самсоновских денег. Самсонова кто-то убил, и денег им теперь не видать. Кто-то, пока нам не известный, убил Самсонова, не дав этим ребятам выбить из Самсонова деньги. Вот так вот они дело представляют.