Владимир Гриньков - Так умирают короли

– Да, – бесстрастно сказал я. – Вполне возможно.

– Я ни в чью виновность так не верила, как в его.

– Ты думаешь, он способен на убийство?

Светлана печально посмотрела на меня и так же печально сказала:

– Деньги, Женя. Это такая вещь, из-за которой люди способны на любую подлость. А Демин еще повел себя так, – она запнулась, подыскивая подходящее слово, – странно.

– Это ты о чем?

– О том, как он рвался в руководители программы после смерти Сергея. Как интриговал. Как склонял нас к бунту против Алекперова. Помнишь?

Я помнил.

– Я не верила ему. И боялась.

– Его боялась?

– Того, что это окажется правдой.

Если правдой окажется участие Демина в убийстве – так следовало понимать.

– Отчего же? – изобразил я удивление.

– Потому что это ужасно: работать с человеком бок о бок и в конце концов обнаружить, что он – убийца и мерзавец.

Я не уловил логики в ее словах и поэтому поинтересовался:

– А Кожемякин?

Он тоже работал с нами бок о бок. И оказался убийцей.

Светлана покачала головой:

– По поводу Кожемякина я никогда не обольщалась. Знаешь, такое было чувство, что он действительно способен на мерзкий поступок. Было в нем что-то там, в глубине, – такое нехорошее, черное. Иногда прорывалось, ты сам это видел. Помнишь, как он на свадьбе с вилками бросился на людей?

– Помню.

– Так что в случае с ним все закономерно, – сказала Светлана и вздохнула.

Появился Демин. Он шел от гастронома, прижимая к груди набитый снедью пластиковый пакет.

– Он не говорил тебе, куда уходит? – поинтересовался я.

Светлана покачала головой. Не говорил. А может, Демин и сам еще этого не знает? Потому что ушел не куда, а откуда. Главное – вырваться из ставшей вдруг чужой программы.

Демин ввалился в фургон и, шумно вздохнув, объявил:

– Едем! Особых деликатесов не обещаю, но перекусить будет чем.

– Надо было забрать остатки императорской трапезы, – засмеялся я. – Поросеночек да рябчики – вот было бы у нас пиршество!

– Там же ничего не осталось, – хмыкнул Демин. – У нашего императора был такой аппетит…

– А массовка доела остатки с царского стола, – доложила Светлана.

Мы засмеялись, вспомнив недавнюю картину, свидетелями которой стали.

Приехав к Светлане, вместе принялись накрывать стол. И хотя никто об этом не обмолвился и словом, мы чувствовали, как все изменилось. Нас мало. И все теперь по-другому. Первой не выдержала Светлана.

– Неужели действительно больше ничего не будет? – спросила и посмотрела на нас строгим и требовательным взглядом. – И сегодня мы снимали в последний раз?

– В последний, – невесело подтвердил Демин.

– Но почему? Мы сегодня сняли программу – сами! – и эта программа будет одной из лучших! Мы умеем это делать, мы хотим это делать – так почему встал вопрос о закрытии проекта? Вот ты, Илья, куда уходишь?

Демин пожал плечами и ответил с печальной улыбкой.

– Никуда.

– Не нашел себе места?

– Нет.

– Так зачем нам расходиться? Почему мы собственными руками доламываем то, что и без нас пошло трещинами?

Она хотела бы все сохранить, вопреки происходящему. Так утопающий хватается за соломинку. Последняя надежда.

– Давайте поговорим об этом позже, – предложил я.

Стол был накрыт. Демин первым взял рюмку с водкой.

– Давайте сломаем традицию, – произнес глухим голосом. – Первую всегда пили за нас. А сегодня выпьем за Самсонова. Он нас всему научил. Мы без него – ничто. Действительно, король. Правильно Женька сказал.

Мы выпили не чокаясь. Светлана погрустнела. Я погладил ее ладонь. Она ответила мне слабой улыбкой и сказала:

– Ты молодец.

Я пожал плечами, показывая, что обо мне говорить не стоит.

– Нет, нет, – не согласилась она. – И не спорь.

Я, собственно говоря, и не спорил.

– То, что мы сегодня отсняли, – просто класс! – определила Светлана.

– Хотя моментами мне было жутковато, – хмыкнул Демин. – Столь вызывающего сценария у нас сроду не было.

Он налил водку в рюмки и признался:

– Я не думал, что у нас так получится. Жестко, но эффектно. Давай за тебя выпьем, Жень!

Я запротестовал.

– За тебя, за тебя, – упрямо повторил Демин. – Твоя идея была, и разработка – тоже твоя. Я сегодня, когда наблюдал за происходящим, в какие-то моменты просто не верил, что мы это снимаем. Что мы на такое вот решились, отказавшись размениваться на дурацкие истории с кошельками.

– Просто это была наша последняя съемка, – сказал я. – Такой момент всегда – как вспышка. Как озарение.

– За озарение! – предложил тост Демин. – И за тебя!

Я снова пытался протестовать, но Демина поддержала Светлана.

– Не спорь и слушайся старших! – смеясь, сказала она и потрепала меня по волосам. – Какой же ты еще мальчишка! И даже смущаешься совсем по-детски.

Она была сейчас как мать мне. Я отчего-то еще больше смутился и опустил глаза.

– А почему бы нам не сделать так, чтобы сегодняшняя съемка не была последней, – вернулась к волновавшей ее теме Светлана. – Да, многое у нас сейчас не так, как было прежде. Но есть мы, трое, и у нас все получается, как сегодня выяснилось. Так почему бы нам не продолжать? Есть одна сложность – отсутствие операторов, но мы это решим, ведь сегодня выкрутились.

Демин с задумчивым видом катал по столу хлебный шарик.

– У нас миллион идей, – продолжала Светлана.

– И никто нам не сможет помешать делать то, что мы хотим.

Она искренне в это верила. Я смотрел на них обоих, и с каждой секундой мне становилось все хуже. Я чувствовал себя предателем. И в какой-то момент вдруг понял, что не смогу уехать, ничего им не объясняя. Потому что потом буду клясть себя за это всю оставшуюся жизнь.

– Илья! – сказала Светлана. – Признай, что ты совершаешь ошибку, уходя в никуда! Ты не хочешь работать с Горяевым, это я понимаю, но почему бы тебе не работать с нами – со мной, с Женей.

Демин превратил хлебный мякиш в окатыш идеальной шарообразной формы и поднял на нас глаза.

– Знаете, я сегодня – там, в павильоне – вдруг поймал себя на мысли, что боюсь потерять все это. Вас боюсь потерять, то дело, которым мы с вами занимаемся, вот эти наши с вами посиделки, которые случаются по завершении съемок. Что заставило нас говорить о закрытии программы? Большое несчастье, которое произошло, и то, что за этим последовало. И мы дрогнули. А может, надо быть отважнее?

Он обвел нас взглядом. И я понял, что должен им сказать. Прямо сейчас, не откладывая.

– Ничего не получится, – сказал я. – Я уезжаю.

Хотелось не смотреть на них, опустить глаза, но я сдержался.

– Куда? – удивилась Светлана.

– В Вологду.

Она хотела что-то сказать, но я остановил ее жестом.

– Вы не все обо мне знаете. И я не могу уехать, ничего вам не сказав. Поверьте, когда я ехал в Москву, я никого из вас не знал, вы были для меня совсем чужими.