Борис Бабкин - Когда закон бессилен

—Здравствуйте, — послышался от двери тихий мужской голос.

— Помоги, милок! — пытаясь удержать сына, с натугой выдавила женщина. Молодой парень втис­нулся между столом и Волошиным.

— Кто ты такой? — прохрипел Дмитрий.

Валерий, — мягко удерживая его за плечи, ответил парень. — Мягков. Мы с вашей дочерью любили друг друга. Мы собирались... — он порыви­сто отвернулся.

— Ты зачем пришел?! — внезапно с яростью за­орал Волошин. — Гад! — громыхнув упавшим табу­ретом, вскочил и схватил парня за грудки. — Сво­лочь! Зачем приперся?

— Митрий, — женщина повисла на сыне. — Окстись. Чай не видишь? Переживает он.

— Переживает, — обмякнув в руках матери, Во­лошин отпустил парня, - Ты знаешь, кто он? — заплакал и махнул рукой.

— Я потом зайду, — с потемневшими от страда­ния глазами Мягков пошел к двери.

— Черт его знает, что там произошло, — зло проговорил майор милиции. — Вроде подтверждается первая версия о преследовании «жигулями» «джипа». И оружие в сгоревших «жигулях» то, из которого стреляли по «джипу». А оттуда отстреливались из ав­томата. Но выбоины не те, —выражая свое недоуме­ние, майор вполголоса выматерился. — И опознать тех, кто был в машинах, невозможно.

— А что по делу об убийстве жены и дочери Волошина? — строго спросил седой человек.

— Ничего, — с досадой сказал сидевший напро­тив молодой мужчина в штатском. — Никаких сле­дов. Ясно одно: убивали женщин те, кто умеет рабо­тать ножами. Все удары смертельные. А уж потом,- отрезая уши, нос, язык, просто тешились, сволочи! Никаких отпечатков, и следы перед вагончиком за­терты.

— А не связано это убийство со сгоревшими ма­шинами? —спросил седой. — Отчего они загоре­лись?

Эксперты утверждают, что от выстрела в бен­зобак, — ответил майор. — А что касается связи, то скорее всего это какие-то, я говорю про убийц жен­щин, насмотревшиеся видео про маньяков наркома­ны. Потому что даже просто преступник, убийца, не сможет проделать такое.

— Но вы сами говорили, что били ножами про­фессиональные убийцы, — напомнил седой.

— Это говорил я, — ответил за майора штат­ский. — Но это не мешает убийцам или убийце быть наркоманом или просто придурком, возомнившим себя Джеком-потрошителем.

Вы можете это объяснить Волошину? — сер­дито сказал седой. — Он целыми днями ходит по кабинетам и требует, чтобы милиция нашла преступ­ников! Пишет жалобы. Вот, — он поднял несколько исписанных листов: «Товарищ прокурор, воздействуйте на милицию. Заставьте ее найти убийцы моей жены и дочери», — он кулаком припечатал листки к столу. — Мне стыдно ему в глаза глядеть. Что я ему говорить должен? Ваши предположения излагать? —он огля­дел хмурые лица присутствующих.

— Я любил ее, — опустив голову, Мягков засто­нал.

— Не надо, милок, — испуганно посмотрев на Дмитрия, попросила женщина. — Слезами мертвых не вернуть.

— Мама, — с болью проговорил Волошин. — А что мы еще можем? Я вчера и позавчера из милиции и от прокурора не отходил. А они все в один голос: «следствие ведется». Да какое, к черту, следствие?! Там ведь никаких следов не было. Я сам все осмот­рел. Понимаешь? — схватил он за плечи парня. — Как будто они по воздуху прилетели и улетели!

— Дмитрий Сергеевич, — сказал Валерий. — Но там действительно нет никаких следов. Сам там все, каждый метр, осматривал. И ничего! Я бы этого гада, — заключил он, — своими руками придушил!

— Там не один был, — наливая в стакан само­гон, выдохнул Волошин. — Не смог бы один обеих убить. Хоть одна, но убежала бы. — Подвинул стакан к парню, криво улыбнулся. — Пей, Валерка. Мне Зинка говорила, что парень ты хороший, — не дого­ворив, прямо из горлышка сделал несколько крупных глотков. — Завтра их похороним, — опустив голову, пробормотал он.

— Где ты, моя ненаглядная, где, — выходя из аэропорта пробормотал Граф. — В Вологде-где. — Усмехнулся и подошел к такси. — До Нестерова пое­дешь?

— Сто тысяч, — сообщил цену пожилой водитель.

— Никак я к этим астрономическим суммам не привыкну, — усмехнулся Граф. — Раньше три тыся­чи машина стоила. Сейчас — пачка сигарет.

— Демократия, — буркнул водитель. Осмотрев рослого стройного мужчину в джинсовом костюме, его загорелое лицо, решил уступить. — Ладно,. за восемьдесят поедешь?

— У матросов нет вопросов, — засмеялся Суво­ров. — Я и за сто поеду. А восемьдесят ты с меня назад возьмешь. Только не сюда, — кивнул он на здание аэропорта, — а на вокзал. Сколько ты за двадцатиминутное ожидание берешь? — садясь ря­дом, поинтересовался он.

— Договоримся, — водитель включил зажигание,

— Граф в Москву не приехал, — ответил на взгляд хозяина Адам. — Пахомов немедленно сооб­щил бы о его появлении. Видимо, задержался где-то.

— А почему Пахомов думает, что Суворов при­едет в столицу? — усмехнулся Иван Степанович, — ведь, насколько я помню, он детдомовец. Какого чер­та ему здесь делать?

Два месяца назад умерла мать Фомича, — ска­зал Адам. — Она завещала свою квартиру Суворову. К тому же документы из колонии, где он отбывал срок, пришли на Петровку. К Суворову у муровцев повышенное внимание. Они

— с явным неудовольстви­ем узнали о его досрочном возвращении, да еще в столицу, — посмел улыбнуться Адам.

— Ты знаешь, — Иван Степанович ухмыльнул­ся. — Я уже просто, как говорится, сгораю от жела­ния увидеть такую легендарную личность.

— Шеф, — в дверях кабинета выросла массивная фигура накаченного силой парня, — тут к вам какой- то узкоглазый рвется.

— Кто такой?

— Говорит, Дервиш, — чмокнув жевательной ре­зинкой, сказал телохранитель.

— Сколько раз тебе говорить, — заорал Иван Степанович, — не чавкай при мне, как корова! А Дервиша проводи сюда. Интересно, — пробормотал он, — что ему понадобилось?

Оглянувшись на такси, Граф спрыгнул в неболь­шой поросший травой овраг и пошел на звук лью­щейся воды. Через несколько шагов подошел к падающему с метровой высоты на плоский большой ка­мень и уходящему под землю ручью.

— Ничего почти не изменилось, — пропел он. Граф разделся и, осторожно ступая босыми ногами по каменистому дну, подошел к камню, сунул под него руку.

Как говорят янки, йес, — он оскалился в довольной улыбке. Вытащил руку с зажатым в ней тон­ким тросом. Граф начал осторожно его тянуть. Через некоторое время в его руках оказался привязанный к тросику конец ржавой запаянной с двух концов тру­бы.

— Потом он вымыл ноги и руки и оделся. Достал из кармана отвертку. Едва отвертка коснулась запаянно­го конца, как проржавевший металл треснул. Граф стал надламывать и отбрасывать в сторону куски тру­бы. Ухватившись за выступивший кусок пластика, на удивление легко выдернул из трубы местами лопнув­ший округлый сверток. Разорвал его и криво улыб­нулся. У его ног лежала куча купюр в банковских упаковках.