Денис Чекалов - Зона «D». Лучшие остросюжетные детективы. №2

— Девушке нужно на что-то жить, — сказала она.

Рядом со мной остановилась машина.

— Садись, уродец, — раздался негромкий голос.

За что я не люблю полицейских?

Их нельзя бить по морде.

То есть, конечно, можно, — но потом вам придется копа убить и спрятать тело получше.

Я плюхнулся на сиденье.

— Как жизнь молодая? — спросил сержант Олмос.

— Лучше б скорее кончилась, — буркнул я.

— Это можно устроить.

Копу было за сорок.

Черная потертая куртка, зубочистка во рту, щетина.

Очень уж хотел казаться крутым. Когда жена тебя бросила, ты делишь убогую квартирку с клопами и понимаешь, что повышения больше никогда не видать — нам остаются одни понты.

И я вдруг понял, что сам могу так закончить.

— Знаешь, а прокурор не станет выдвигать обвинение, — заметил коп. — Хоть ты и застрелил того парня.

— Это была самооборона, — ответил я. — Я людей спасал.

— Ты так думаешь, — согласился Олмос. — А вот семья того мальчугана считает тебя убийцей. Я с матерью его разговаривал. Электрический стул — вот чего она требует для тебя.

— И правосудие для всех, — согласился я.

— Но не бойся, — ухмыльнулся сержант.

Похлопал меня по плечу.

Вот черт!

Почему всем надо меня полапать?

— Мы же с тобой друзья, — осклабился Олмос. — Все как-нибудь уладим.

«Избавь нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь», — подумалось мне.

— Ну как у нас с нашим делом? — спросил сержант, как бы между прочим.

— Я все узнал.

Вынув конверт, я передал его Олмосу.

— Здесь снимки. Но они тебе не понравятся.

Тот смотрел фотографии.

— Вот черт, — бормотал сержант. — Вот ведь сучка.

— Да ладно тебе, — сказал я. — Вы же с ней развелись. Забудь — и дальше живи.

Олмос повернулся ко мне, и в его глазах полыхнула ненависть.

— Эта шалава забрала у меня все. Дом. Машину. Все мои сбережения. Мы двадцать лет были вместе, а теперь она…

Хлопнул по фотографиям тыльной стороной ладони.

— … С этим козлом? Кто он?

— Элберт Лемей. Дантист. Дела неплохо идут. Дом в пригороде, есть небольшая лодка.

Яхта, на самом деле.

Но я решил об этом не говорить — Олмос и так был готов взорваться.

— Хорошо, — сказал он, глядя на фотографии.

Лучше б за дорогой следил…

— Пригород, говоришь?

Олмос свернул в узкий переулок.

Стало как-то тревожно, — как сказал индюк, услышав про суп. Но с другой стороны, — я ведь не в багажнике еду.

Пока.

— Я так слышал, была там серия грабежей?

Он затормозил и поглядел на меня.

— Хозяев крепко избили. А одному так и вовсе кости переломали, он теперь лежит с трубочкой. И больше ходить не сможет.

— Жесткач, — согласился я.

— Так вот…

Олмос перевел взгляд на снимки.

— Может случиться так, чтобы этот придур… Ну, оказался дома, совсем случайно, когда грабитель появится. Сам знаешь, как это бывает.

Острые глаза копа впились в меня.

— Он будет каким? Пятым, шестым, кого изобьют воришки? А быть может…

Олмос ткнул меня в плечо.

— Может, его при этом кастрируют. Ну, если врезать парню промеж ног бейсбольной битой… раз десять…

— Погоди-ка, — ответил я. — Ты хочешь, что я вломился в дом к любовнику твоей бывшей и в шницель его избил?

— Нет, — оскалился Олмос. — Я хочу сказать… От меня зависит, что решит прокурор. Может, он передумает и выдвинет-таки обвинение. Ты парня убил, совсем молодого.

Элберт Лемей был похож на непропеченную булку.

Бледный, рыхлый, бесформенный.

Из тех, кто уверен, что вы — дерьмо, и не упустит случая вам это показать.

— Надо поговорить, — бросил я.

Элберт высился на пороге своего дома.

Глянул на меня так, словно я пришел ему ноги целовать, — а он не уверен, вымыл ли я рот с мылом.

— О чем? — насупился Элберт.

— О ваших зубах. Вам нравится, что они все на месте?

Я отпихнул его и вошел в гостиную.

Огляделся.

— А неплохой домишко. Дырки от кариеса как нефтяные скважины, верно? Чем глубже сверлишь, тем больше денег польется.

Плюхнулся на мягкий диван.

— Я вас не знаю, — резко ответил Элберт. — Убирайтесь, или я вызову полицию.

— Зря.

Я покачал головой.

— Знаете сержанта Рейнальдо Олмоса? Ну, вы еще крутите с его женой.

Элберт шагнул ко мне.

Хотел врезать, — но здравый смысл подсказал ему, что я сильнее.

Впрочем, бой был неравный; будь с ним его верная бормашина, я бы проиграл с позором и треском.

Боюсь я этих дантистов.

— Элберт, я вам не враг, — улыбнулся я. — По крайней мере, пока. От вас все зависит.

— Чего вы хотите?

— Денег, — ответил я. — Как и все. Но об этом позже.

Я осклабился еще шире.

— Олмос прислал меня, чтобы я вас избил.

— Чего?

Элберт такого явно не ожидал.

— Кости сломал… Да впрочем, сами послушайте.

Я поставил диктофон на журнальный столик.

Щелкнула кнопка.

— Так и вовсе кости переломали, — послышался голос Олмоса. — Он теперь лежит с трубочкой.

Элберт слушал внимательно.

Глаза его стали острыми и холодными — словно два сверла бормашины.

— И? — спросил он, когда запись закончилась.

— У меня два выбора, — сказал я. — Могу избить вас… Вы знаете, что могу.

— Но тогда вы не получите денег, — ответил Элберт.

Он взглянул на меня с презрением и насмешкой.

— И этот сержант, Олмос, от вас уже не отстанет. Вечно будете за ним дерьмо разгребать.

Я кивнул:

— Или я отдам эту запись в прокуратуру. Только что потом? Олмос легко сможет отбрехаться. А я окажусь глубоко в дерьме.

— Вы правда убили того подростка? — спросил дантист.

— Две пули в голову. Это было забавно… Я ведь снайпером служил, в Латинской Америке. Мне этого не хватает.

Мои слова его ни трошки не напугали.

Он только усмехнулся.

Решил, что я просто хвастаюсь. Хочу набить себе цену.

— Вы сказали, вам нужны деньги? — подсказал Элберт.

— Да, — кивнул я. — Пачка бабла, и я уеду отсюда. Слишком много здесь правил и сволочья. Лучше вернусь туда, где ты можешь сам защитить себя, по-мужски, не надеясь на прогнивший закон.

Я потыкал в диктофон пальцем.

— А запись оставлю вам. Я уверен, вы сможете прижать Олмоса. Так или иначе.

Элберт кивнул.

— Сколько вы хотите?

— Сто тысяч.

Он хотел возразить, но я перебил его.

— Только не говорите, будто у вас их нет. Вы сегодня продали яхту, за наличные; решили покупать новую, да? В два раза больше?

— В два с половиной, — ответил Элберт невозмутимо. — Я дам вам десять кусков и радуйтесь, что вам повезло.

— Чего? — нахмурился я. — Алё, гараж! Я сказал сто тысяч.

— Девять.

Элберт сложил руки на груди.

— Не согласитесь сразу, и будет восемь.

— Ну ладно.

Я закусил губу.

Глянул на диктофон, протянул руку — но передумал.