Нэнси Пикард - Потерянная невинность

Когда из-под зеленой поросли показалась дверь, он снова поднял фонарь.

Темные старые доски растрескались и напоминали древний бочонок с вином.

Железная ручка так заржавела, что он не решался к ней прикоснуться.

— Да что с тобой такое? — пробормотал он себе под нос. — Можно подумать, ты никогда не приводил в порядок старые дома или квартиры. Можно подумать, ты не видел крыс или не убирал загаженных помещений.

Но здесь, далеко за городом, в полной темноте, стоя с фонарем в руке перед темным подвалом, он чувствовал себя совершенно иначе. Он был единственным человеком среди бескрайнего одиночества, последним человеком на Марсе, первым человеком на Луне. Вот что он переживал в этот момент. Вокруг царила глубокая тишина. Он семнадцать лет не слышал такой тишины. Он поднял голову, чтобы взглянуть на звезды. Чтобы напомнить себе, что они все еще там. В Канзас-Сити Млечный путь был просто неразличим. Но здесь он по-прежнему изгибался и простирался по бесконечному небу, незамутненному городскими огнями.

Это было устрашающее и одновременно успокаивающее зрелище.

Он с шумом выдохнул, и ему показалось, что этот выдох исторгла его душа, что он выдохнул воздух, который вдохнул почти два десятилетия назад, да так с тех пор и не смог выдохнуть. Этот выдох принес с собой такое острое чувство освобождения, что Митч застыл, изумленный собственными переживаниями.

— Я скучал по вам, — прошептал он звездам. А потом рассмеялся, радуясь тому, что его никто не слышит. — Ни к чему не привязывайся, — предостерег он себя. — Не забывай, что на сто пятьдесят миль вокруг тут не сыщешь приличной чашки кофе. Ближайший кинотеатр расположен в Эмпории. Здесь нет пончиков «Криспи-крим». Здесь нет…

Он наконец понял, что погреб заперт на амбарный замок, такой ржавый, что Митч смог разглядеть его, только в упор посветив на него фонариком. Как он должен спасаться от торнадо, если на двери этого чертова погреба висит амбарный замок, а ключа у него нет?

— Может, ключ в доме? — вслух предположил он. Он уже начал наслаждаться этой возможностью разговаривать с самим собой независимо от того, находится он в доме или на улице. Все равно его никто не видит и не слышит. — У папы наверняка есть ключ, но поскольку я не собираюсь его у него просить, то это мне не поможет.

Тут он заметил, что пластина, удерживающая петлю, сквозь которую была продета дужка замка, еле держится на растрескавшемся дверном косяке. Все здесь было таким старым, что шурупы вылезли наружу.

Митч попытался подсунуть пальцы под пластину и просто оторвать бесполезный кусок ржавого железа от косяка, но ему это не удалось.

Тогда он перевернул фонарь и несколько раз аккуратно стукнул рукояткой по шурупам. На алюминии остались вмятины, зато пластина отскочила и упала в траву.

Замок остался на месте, Но теперь он удерживал только болтающуюся в воздухе петлю.

Митч потянул за дверную ручку. Его нисколько не удивило, что дверь не поддалась.

Он уперся ногами в землю и дернул еще раз, вложив в этот рывок всю свою силу.

Старая дверь уступила напору и распахнулась так неожиданно, что он чуть не упал.

Митч посветил в темноту фонарем, но ничего не увидел.

Он шагнул в дверной проем, наклонившись, чтобы не стукнуться головой о низкую притолоку. И тут его левая рука инстинктивно провела ладонью по стене. В дело вступили старые познания. Его пальцы начали искать выключатель прежде, чем им поручил это мозг.

Он коснулся холодного пластика и нажал на клавишу.

К его полному изумлению, в погребе вспыхнул свет.

Но тот удивительный факт, что проводка все еще работала и что за последние годы погребом пользовались так редко, что лампочки не перегорели, не шел ни в какое сравнение с тем, что они осветили.

Ему казалось, что он помнит единственную лампочку, болтающуюся на шнуре под потолком. Ему казалось, что он помнит лишь цементный пол, стены и водопровод. Он также был уверен, что погреб был оснащен полками, на которых мать хранила банки с консервированными фруктами и овощами, которые ей дарили подруги.

Но теперь… Митч увидел односпальную кровать со смятыми простынями, как будто на ней еще прошлой ночью кто-то спал. Здесь также был стол и два стула, и даже унитаз и раковина! Маленький холодильник. Высокая корзина для мусора со вставленным в нее коричневым бумажным пакетом. Комод. Вешалка с одеждой. Митч обратил внимание на то, что одежда была женская, а также на то, что она нисколько не походила на вещи, которые обычно носила его мать. Здесь были короткие хлопчатобумажные блузы, футболки и летние шорты.

Митч стоял, уставившись на этот меблированный подвал и пытаясь понять, что все это значит.

Он начал осматривать небольшое помещение и обнаружил еще ряд странностей, которые поначалу не заметил. Возле кровати лежала куча тряпья, а подойдя ближе, он увидел, что простыни пропитаны чем-то темным. Это, конечно, могло быть что угодно, но по роду работы Митчу часто приходилось сталкиваться с неприятными открытиями, и сейчас он понимал, что перед ним, скорее всего, очень старая запекшаяся кровь.

Снаружи донесся какой-то шорох, и у Митча от испуга душа ушла в пятки.

Он в последний раз окинул взглядом этот странный погреб и заспешил наверх.

Выйдя наружу, он притворил за собой дверь. Бесполезный замок ударился о полусгнивший косяк. Единственной мыслью, не дававшей Митчу покоя, было: «Какого черта это все означает?»

Когда Митч впервые увидел, в каком состоянии находится их загородный дом, он съездил в город и накупил продуктов и всевозможных моющих средств. Теперь, вернувшись в дом из погреба, он неистово принялся за уборку. К тому времени как он шагнул в душевую кабинку, он был испачкан с ног до головы, но все вокруг сверкало. Раковина, над которой он чистил зубы, благоухала свежестью, как и его зубная паста. Упав на кровать, где прежде спал его отец, он с наслаждением вдохнул запах чистого белья, которое он сам же сегодня выстирал и высушил. Холодильник также был вымыт и набит продуктами и пивом. Это означало, что утром он сможет приготовить себе завтрак, избежав необходимости встречаться с завсегдатаями «Вейгон-Вил». Но ни чистота и свежесть, ни тяжелая физическая работа не помогли ему справиться с мандражом, охватившим его при виде погреба.

Неужели его страдающая клаустрофобией мать обставила его подобным образом, чтобы, спускаясь вниз, не чувствовать, что на самом деле это погреб? Возможно, она боялась, что не сможет отсюда выйти, поэтому оснастила подземелье водопроводом? Но это не объясняло наличия кровати, на которой кто-то спал, и уж тем более — перемазанных кровью простыней.

«Может, это вовсе не кровь», — напомнил он себе.