Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

— Нет, почему же, все это очень интересно.

— Нынешние мастера того понятия не имеют… — мечтательно сказал старик, видимо, с удовольствием предаваясь воспоминаниям. — Измельчало ремесло. Да и материал не тот пошел. Редко когда стоящая вещь попадется. А через мои руки, молодые люди, чтоб вы знали, прошло столько, что хватило бы на три жизни, и каких жизни…

Глаза его заблестели, на щеках проступил легкий румянец, короткие толстые пальцы лежавшей на столе руки зашевелились, словно он вдруг на ощупь почувствовал украшения и драгоценности, которые возникли сейчас, как далекий полузабытый мираж, в его памяти.

— Что теперь? Колечко, какой-никакой браслетишко, ну, там, сережки, а стоящих камней — чел да обчелся. А тогда… Знаете вы, что такое большой и малый букет? Шпильки на корсаж, молодые люди, исделанные в виде цветов! Бриллианты, изумруды, золото, серебро, эмаль. А эгреты, башмачные пряжки, диадемы, колье, подвески, шпильки головные, фермуары, шпинели, эполеты, пряжки-аграфы…

Глаза Чернобыльского совсем закрылись, на губах застыла блаженная полуулыбка, — он смаковал, перекатывая под языком, как дорогую конфету, каждое из этих названий, почти ничего не говоривших ни Жуниду, ни Арсену.

— А ордена?! Разве теперь ордена? Так, простите, простые бляшки. Чтоб вы знали, — Андрей Первозванный — бриллианты, розы, золото, эмаль; Святая Екатерина — бриллианты, серебро, эмаль; Святая Анна — бриллианты, рубины, золото, серебро, эмаль; Александр Невский — бриллианты, розы, серебро, эмаль — мало ли — топазы, филигрань, сапфиры, жемчуга, лазурит — все было… Если уж на груди такой орден — вся грудь, знаете, играет, горит белым огнем..

— У вас и у самого немало было, — вкрадчиво сказал Жунид в тон Чернобыльскому.

— Все было… было, — знаете как Барон у Горького говорил: «повара, кареты…» — Чернобыльский вдруг умолк, улыбка сползла с его круглого, умильного лица, глаза открылись и смотрели теперь отчужденно.

— Заболтался… Я, понимаете… Вы уж простите меня, старика…

— У вас тогда изъяли ценностей на восемьсот тысяч, если не ошибаюсь? — быстро спросил Жунид.

Самуил Исаакович обиженно поджал губы.

— Зачем, голубчик, спрашивать, если вам все известно?

— Нет, не все. Нам неизвестно, куда делся большой бриллиант, который будто бы значился у вас по описи и который сотрудники тогда не нашли.

— Они и не могли найти, — сухо сказал ювелир. — Он был украден у меня еще до революции. О том и в газетах писали…

— В каких газетах?

Старик насупился, видимо, недовольный собой.

— Кто же теперь вспомнит?

— Вам, по-моему, на память грех жаловаться. Вон как про ордена и украшения все помните…

— Перестаньте сказать, — деланно улыбнулся Чернобыльский. — Склероз, чтоб вы понимали…

— Процесс по вашему делу проходил во Владикавказе?

— То ж вы знаете.

— А когда украден бриллиант?

— Перед самой империалистической.

— Значит, 1914-й год?

— Выходит так.

— Разумеется, «Терские ведомости»?

Старик явно замкнулся и даже сидел на стуле не так по-домашнему вольно, как вначале. Он весь подобрался, снял со стола руки и не смотрел ни на Жунида, ни на Арсена, молча сидевшего справа от него, а куда-то поверх и в сторону, словно пересчитывал глазами виноградные листья, заглядывавшие в окно.

— В заметке шла речь о пропавшем камне?

— Может, шла, а может, и нет. Не помню.

— Хорошо. Мы больше не будем вам докучать, — сказал Шукаев. — Последний вопрос: что вы думаете о краже мельхиорового кольца с александритом в день ярмарки?

— А ничего, чтоб вы знали. Зачем мне про это думать. Я его не крал.

— Вы напрасно обижаетесь. Вам же начальник угрозыска майор Бондаренко рассказал об этом происшествии. Записано в протоколе…

— Ну, рассказал. А что думать: глупый воришка, никогда дорогой вещи в руках не имел. Взял кольцо, что побольше, вот и все. Александрит в том перстне огромный был. Может, за изумруд приняли…

— Значит, вы видели кольцо до его исчезновения?

— Нет, не видел, — равнодушно отвечал Чернобыльский. — Фатимат потом говорила.

— Тогда все. Простите, что отняли у вас время.

Уже выходя, Жунид обернулся в дверях веранды (старый, избитый прием, который, однако, часто приносит неожиданную удачу) и строго спросил:

— А к кому и зачем вы ездили в Дагестан?

— Искал… ну, это, чтоб вы знали…

Он явно растерялся, глазки бегали, он наморщил лоб, силясь овладеть собой и найти подходящий ответ.

— Что вы искали? Лучше скажите, кого вы искали? Требовательный, жесткий тон Жунида поверг напуганного ювелира в полное смятение: он отступил на шаг и обессиленно опустился на стул.

— Я жду. Кого вы искали? Кого-то из прежних ваших знакомых?

— Никого не искал, — жалобным тоном ответил Чернобыльский. — И что вы от меня хотите? Ну, украли там., тьфу, и сказать стыдно, — поганый перстенек, а вы доводите старика..

— Не увиливайте, Самуил Исаакович! В случае необходимости мы узнаем и без вас, зачем вам понадобилась поездка в Дагестан. Это лишь вопрос времени.

— Хорошо, я скажу, — устало махнул рукой ювелир. — Был у меня компаньон один… Иноверец. Звали как, не помню, а по прозвищу — Хан. Говорят, объявился теперь в Дербенте…

— Откуда вы о нем узнали?

— Муж Фатимат сказал. Он, вроде, какие-то побрякушки ему возил — колечки там, еще что-то.

— На продажу?

— Нет Камешек вставить, гравировку переделать. У того, вроде мастерская в Дербенте, по всем правилам. С патентом, чтоб вы знали.

— Вы его нашли?

— Нет. Не застал дома, сказали, что он уехал… Я целую неделю пробыл в Дербенте. Каждый день ходил. Нету, говорят. Уехал. Горбоносый такой выходил, в переднике Может, мастер.

— А зачем этот Хан вам понадобился?

— Так не виделись же лет двадцать пять, повидать хотел.

Чернобыльский смотрел на Жунида наивными, сейчас правдивыми глазами, и нельзя было понять — лжет он или говорит правду.

От ювелира они поехали к Умару Паритову. Тот был несколько смущен визитом, но не слишком, во всяком случае вскоре оправился и на вопросы отвечал без задержки и по-деловому Да, ездил в Дербент. Да, возил украшения из скупочного отдела сам их купил, деньги внесены, можно проверить. Два золотых колечка — одно вовсе без камня, в другом выпал хризолит. И браслетку со сломанным замком. Починили в ювелирной мастерской Омара Садыка. Заплатил за работу, как полагается. Жене — подарок ко дню рождения.

— От кого вы узнали, что Хан в Дербенте?

— Какой Хан? — искренне удивился Паритов.

— Вы не знали, что прозвище Омара — Хан?

— Нет Не знал Об Омаре Садыке мне один товарищ из ювелирторга говорил. Слышал от кого-то, что есть такой мастер в Дагестане. Вот и все.

Трудно было предположить, что Паритов скрытничает Держался он просто, не нервничал. Показал кольца и браслет, которые возил на реставрацию, принес копии чеков из скупки.