Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

— Его допрашивать некогда. О том, что он — один из убийц Барсукова и Кумратова, сомнений нет. А к показаниям цыганки он вряд ли сейчас что-нибудь добавит. Главное — не упустить Омара Садыка. Он для нас даже важнее, чем Гумжачев.

Через полчаса они уже ехали к урочищу Халкол. Ночь была темной: тучи густо закрывали небо, на котором не мерцало ни одной звезды. Душный воздух застыл, наполненный запахом пыли и привядших от дневного зноя трав. Шоссе виляло между холмов, подбираясь к предгорьям.

За рулем сидел Анвар Шахтанов, прямой, уверенный в себе и, судя по улыбке, блуждающей на его тонких губах, чрезвычайно довольный, что он ввязался в эту ночную поездку и, если повезет, будет принимать участие в поимке опасных преступников.

Вадим Акимович, тоже уставший, вдруг почувствовал, что его уже не клонит ко сну, — как на допросе Риты, и, посмотрев на часы, покачал головой. Половина четвертого. Теперь с новой силой захочется спать уже на рассвете, когда на горизонте, над горами, забрезжит светлая полоса зари.

— Жунид, — сказал он, положив руку на плечо Шукаева… — У меня давно вертится на языке несколько вопросов…

— Задавай. Теперь темнить не стану, — весело сказал Шукаев. — Наверное, почти на все сумею ответить.

— Скажи… почему ты тогда послал в Дагестан одного Арсена? Вон что здесь, оказывается, творится, в Дербенте.

Жунид понимающе кивнул.

— Скажу. Во-первых, я не мог знать, что главари банды здесь. Во-вторых, — по поводу мельхиорового кольца у меня тогда ничего не было, кроме смутных, признаюсь честно, довольно-таки фантастических догадок… И, в-третьих, главным тогда было расследование убийства работников фабрики, а не кольцо. Кроме того, мне хотелось дать возможность Арсену поработать самостоятельно. Он доказал, что умеет это делать.

— Ну, да, — возразил Сугуров. — Сразу расшифровался.

— И привез кучу важных сведений.

— Еще вопрос.

— Давай.

— Хапито и Паша-Гирей бежали из тюрьмы седьмого апреля. Когда они успели попасть в шайку Садыка?

— Многого ты от меня хочешь. Тут я могу только предполагать. Очевидно, они шли к Феофану. И потом — ответ на этот вопрос будет зависеть от выяснения подлинного имени ювелира. Возможно, и Хапито, и Паша-Гирей знали его раньше.

— У тебя на этот счет есть что-нибудь?

— Есть. Меня навела на размышления кличка «Хан» и религиозный сан Омара Садыка. Он совершил паломничество в Мекку в свое время. Не так уж много хаджи осталось на Кавказе.

— Кого ты имеешь в виду?

Шукаев замялся.

— А сказал — на все отвечу.

— Ладно, шут с вами. Восемь лет назад в осетинском ауле Докбух мне пришлось побывать у одного хаджи. Звали его тогда Балан-Тулхи-Хан. Мне было известно, что он большой знаток золотых вещей и драгоценностей. И настоящее его имя я тогда установил…

— ??!

— Лялям Балаев.

— Ты хочешь сказать…

— Ничего я не хочу, — притворно рассердился Жунид. — Одно мне ясно: если Омар Садык окажется Лялямом Балаевым, — все станет на свои места. Он был освобожден по делу карабаира досрочно, — настояла на этом Азиатская мусульманская лига — и, поселившись в Дагестане, начал понемногу собирать рассеянные остатки унароковской шайки. Но, повторяю, пока это всего лишь мои предположения.

— Уголовники, оказывается, тоже имеют организаторские способности, — сказал Сугуров.

— И немалые, Арсен. Допрашивая Парамона Будулаева, я почти убедился, что первым условием для приема в шайку было мокрое дело с крупным ограблением. Лялям Балаев, если это действительно он, не хотел рисковать и не доверял тем, кто отсидел сроки, а, тем более, был освобожден досрочно, как Рахман или Буеверов. Не поверил он, видимо, и бежавшим Гумжачеву и Акбашеву. Старый пройдоха вообще отличался повышенной подозрительностью. Хочешь завоевать доверие — рискни на убийство и внеси солидный куш. Так, мне думается, и пришлось поступить Хапито и Паше-Гирею в Дербенте, а Рахману и Буеверову — в Черкесске. Зубера Нахова и Парамона Будулаева он связал с торговлей поддельными драгоценностями, которые изготавливались в его мастерской. Пока мы с тобой не нашли этому вещественного подтверждения, кроме колец Паритовой, но, я убежден, найдем. Остается еще одно.

— Что? — не выдержал Маремкулов, старавшийся не пропустить ни одного слова из этого разговора.

— Выяснить, как камень попал к Чернобыльскому и при каких обстоятельствах был украден. И тут, сдается мне, нас ждет открытие…

— Я, кажется, понимаю, — перебил Вадим Акимович. — Ты помнишь, как остолбенел Чернобыльский, когда ты показал ему перстень? Он знал! Он знал, что там — бриллиант!..

— Вполне возможно, — согласился Жунид. — И я того же мнения. Вернемся в Черкесск и сейчас же проверим.

— А можно мне вопрос, Жунид Халидович? — решился Арсен Сугуров.

— Давай, пока я добрый.

— Где, по-вашему, те четыреста шестьдесят тысяч, которые похищены у Барсукова?

Жунид неприметно улыбнулся.

— С полной уверенностью сказать не могу, но, по-моему, деньги находились у Бекбоева до 14 июня. Пустить их в ход они не могли, потому что номера краденых купюр были известны и Бондаренко оповестил о них почти все финансовые и торговые учреждения.

— Они-то не могли знать об этом?

— Могли. Через Васюкову. Вернемся — проверим и это, если будет необходимость. Вот… Узнав через ту же Васюкову, что Итляшев описал их приметы, Тау забеспокоился и увез чемодан в Дербент к Феофану или Гумжачеву — не знаю, как было обставлено их оформление в шайку. Сейчас деньги, вернее всего, — у Омара Садыка, который решил воспользоваться ими единолично. Видимо, у него собралась довольно круглая сумма, если учесть, что он имел свою долю в ограблении здешнего инкассатора, долгое время сбывал фальшивые камни плюс деньги Шахарской фабрики. Зачем ему столько? Не знаю пока. Может, обыкновенная алчность, а, может, другое…

— Что именно?..

— Поживем — увидим.

Дараев укоризненно покачал головой.

— Опять? Мы ведь тоже кое-что соображаем. Старикашка, по-моему, вздумал бежать за кордон. Может, и Паша-Гирей торчит в Новороссийске для этой цели. Бывший контрабандист, связи старые, наверное, есть…

— Ты не хуже меня все понимаешь, — ворчливо заметил Жунид. — Нечего тогда зря расспрашивать.

— Удивляюсь я, как до сих пор дружу с тобой, — поддразнил его Вадим Акимович. — С таким самодуром. Характерец у тебя препротивный.

— Я знаю, — без улыбки сказал Шукаев. — А что я могу поделать?

— Хорошо, хоть сознаешься.

— Ладно, будет. У тебя есть еще вопросы?

Вадим хитро на него посмотрел.

— Индульгенцию хочешь получить?

Шукаев покосился на Арсена и Абдула. Оба усиленно делали вид, что этот разговор их не касается.