Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

Чернобыльский был уверен, что знаменитый бриллиант «вторая капля» или по-арабски катрантун таниятун похищен у него именно Ханом, потому что под его руководством дагестанский мастер Манаф изготовил скульптурный мельхиоровый перстень с полым шишаком, в котором свободно умещался бриллиант, прикрытый сверху крупным, но плоским александритом.

Сделано это было по приказу самого Чернобыльского, человека предусмотрительного и осторожного. Напуганный напряженностью предвоенной обстановки и революционными выступлениями тех лет, он решил, что хранить бриллиант внутри дешевого перстня гораздо надежнее.

Никто, кроме Манафа и Хана и, понятно, Чернобыльского, во всем Владикавказе не мог знать тайны мельхиорового кольца.

Когда кольцо исчезло из невзломанного сейфа, Чернобыльский сразу связал его пропажу с бесследным исчезновением своих подручных. Балан-Тулхи-Хан и Манаф во Владикавказе больше не появлялись. Частные детективы, которых нанял Чернобыльский, не нашли их.

О Манафе стало известно, что он действительно не был глухонемым от рождения. Онемел он от сильного испуга еще в юношеские годы во время армяно-турецкой резни: на его глазах турецкие фанатики убили его мать, приняв ее за армянку У Манафа отнялся язык, а потом постепенно его постигла и глухота. С Омаром Садыком он больше не расставался, служа ему, как верный раб.

Чернобыльский рассказал, что от Паритовой случайно узнал примерно месяца три-три с половиной назад о дербентском шейхе, ювелире Омаре Садыке. Неожиданные подробности, приведенные продавщицей, заставили его задуматься — уж не прежний ли его компаньон нашел теперь приют в Дагестане. Он выпросил у Паритовой адрес, который она узнала от мужа, и поехал. Его не приняли. Все время выходила какая-то неприветливая женщина (это была Бахор) и говорила, что Омара Садыка нет… Он уехал и неизвестно, когда вернется. Чернобыльский ни с чем вернулся в Черкесск.

Теперь Самуилу Исааковичу не стало покоя. От приезжавшего к нему начальника угрозыска Бондаренко, а затем от Шукаева он знал о похищении мельхиорового кольца из ларька Паритовой. Знал и терзался: не тот ли это перстень, который еще в 1913 году был сработан искусными руками Манафа.

Все его сомнения рассеялись окончательно, когда Шукаев привез перстень к нему в дом.

Призрак давно ушедшего богатства — потемневший мельхиоровый перстень — едва не отправил старика в иной мир. «Я потом пожалел, что не сказал вам сразу о бриллианте, — заявил ювелир Дараеву. — Сначала я подумал — вы знаете, потому как ваш товарищ сказал: «вторая капля»… Но потом понял, что он слыхал звон, да не знает, где он… Ну и промолчал… А зачем — кто знает. Что было, то прошло…»

Долго Дараеву не удавалось установить, каким образом перстень попал в ларек на базаре. Омар Садык заявил, что перстень у него украли, а при каких это произошло обстоятельствах, говорить отказался.

Выяснить это Дараеву так и не удалось. Лишь несколько лет спустя, уже после войны, судьба свела Шукаева с дочерью Ляляма Балаева и его первой жены Гонзаги, которую шейх бросил после освобождения из тюрьмы. Гонзага жила тогда в Осетии, в ауле Догбух с дочерью и глухонемым работником Манафом, который заботился о них, как о родных. Так вышло, что она узнала секрет перстня и похитила его, когда Бадаев привез молодую Бахор. Это была месть Гонзаги неверному мужу. Лялям убил бывшую жену в отсутствие дочери, перевернул все в доме, но кольца не нашел. Дело это в Орджоникидзе прошло как «глухое» — следов убийцы не обнаружили.

Дочь Ляляма Балаева, к тому времени уже взрослая девушка, похоронив мать, уехала в Москву учиться. Перстень, подаренный ей матерью незадолго до ее гибели, был слишком велик, чтобы носить его на пальце, и она держала его в чемодане, не понимая, почему Гонзага придавала такое значение своему подарку. «Береги, как зеницу ока, — сказала ей тогда мать. — Это — твое будущее. Что и как — скажу, когда станешь взрослой». Сказать Гонзага не успела. Чемодан был украден у дочери Балаева еще на вокзале в Орджоникидзе. И бриллиант, стоивший баснословных денег, никому не ведомый и никем не видимый, переходил из рук в руки, пока не попал в Черкесск.

Восстановить этот путь знаменитого камня в сорок первом году тоже не удалось. Лишь после войны, копаясь в старых делах и кое-что сопоставив, Шукаев пришел к выводу, что Лялям Бадаев в течение долгих лет искал камень, и поиски натолкнули его на людей, укравших некогда у дочери чемодан. Так он узнал, что перстень был продан в Черкесске. Ради него была установлена и связь с Паритовыми.

Ценности, найденные в поясе Балаева во время его ареста в Новороссийске, пошли в фонд государства, как и конфискованный в Дербенте дом. Что же касается тех денег, что были похищены у Барсукова и Кумратова, то они, очевидно, уплыли на «Севазе». Не было никаких оснований задерживать выход судна в море и устраивать обыск. Лялям Бадаев не собирался рассказывать, каким образом он попал на корабль, кто его опекал, была ли у него там каюта, а сами они этого знать не могли. После оперативного совещания в Новороссийском управлении с участием прилетевшего на другой день после ареста Балаева представителя из Москвы решено было не препятствовать выходу «Севаза» из порта.

Некоторые неясные детали дела Дараеву пришлось собирать по крупицам, сличая показания арестованных, передопрашивая их по нескольку раз.

Так, оказалось, что Рахман Бекбоев через Зубера Нахова, с которым встречался в Черкесске, попытался снестись с Балан-Тулхи-Ханом и через Зубера же получил задание найти людей и доказать свое умение «делать дела». Поиски и случайная встреча с Хапито привели Одноухого Тау в шашлычную Буеверова…

…Наличие татуировки у Нахова (это показала Паритова на допросе у Бондаренко) было ею придумано, чтобы сбить с толку следствие.

…То обстоятельство, что трупы Барсукова и Кумратова бросили в разных местах, тоже прояснилось: это была хитрость Гумжачева, считавшего, что таким образом следы они окончательно запутают.

…Феофан, запретивший вначале Нахову появляться в Черкесске и собиравшийся послать туда за кольцом Парамона, изменил свое решение после прибытия в Дербент насмерть перепуганного Буеверова, знавшего об аресте Щеголевых, Васюковой и Рахмана. Омар Садык приказал ехать за перстнем Зуберу, а-Парамону — убрать Шукаева. Все это, разумеется, через барона.

…На пистолете ТТ, взятом у Парамона, были отпечатки пальцев Манафа, который, по первоначальному замыслу шейха, должен был убить Шукаева.

Вот, пожалуй, и все. Можно передавать дело в суд.

О Хапито Гумжачеве они узнали только через полгода Вор и убийца Хапито нашел свою смерть при попытке перейти линию фронта в районе Ростова. Его застрелил пулеметчик одной из частей нашей армии.