Павел Шестаков - Рапорт инспектора

— Эта дверь всегда отперта? — спросил Мазин.

— Нет, но можно обойти клуб и войти с улицы.

Это Мазин и сам понимал, его интересовало другое, можно ли из клуба незаметно выйти. И еще он отметил, что стоянка отсюда не видна.

— Конечно. — подтвердил председатель, — потому Горбунов и хватился так поздно.

Хватился он очень поздно, когда машина его уже стояла брошенная за городом. «Не беспечно ли для «аккуратного человека»?» — подумал Мазин.

Хорошо, что слова эти не прозвучали вслух. Их непременно бы услыхал Горбунов, незаметно оказавшийся рядом с председателем. Он только что подъехал клубу и оставил машину на обычном месте.

— Вот и встретились, — приветствовал его Маз радушно. — А мы о вас речь ведем. — И, повернувшись к председателю, сказал: — Ну, мы теперь сами с Владиславом Борисовичем разберемся, спасибо вам!

Председатель удалился не без облегчения, а Мазин, взяв Горбунова под руку, предложил:

— Давайте посмотрим, насколько ваша стоянка уязвима.

Они прошли через дворик. Мазин неторопливо, спокойно, а Горбунов заметно суетясь и поскользнувшись разок на мокрых камнях у колонки.

— Если не возражаете, — сказал он, понизив голос, — то машина очень удобна для беседы тет-а-тет.

— Не слишком ли таинственно? — возразил Мазин, но открыл заднюю дверцу и на правах гостя сел первым на покрытое чехлом сиденье.

Горбунов разместился впереди, и ему пришлось вести разговор полуобернувшись и часто меняя позу, отчего впечатление от его суетливости еще больше усилилось.

— К допросу готов, — начал он несколько неожиданной фразой.

— Я тоже, — усмехнулся Мазин.

— Не понимаю.

— Почему же? Вас интересует наша находка? И волнует что-то? Я готов дать возможные пояснения.

— Меня волнует моя участь.

Теперь уже Мазину пришлось сказать:

— Не понимаю.

Инженер придвинулся, наклонившись через спинку сиденья. Его круглое лицо от жирного подбородка до гладкой лысины, обрамленной вьющимися рыжими волосами, выражало озабоченность и волнение. Мышцы лица непрерывно двигались, создавая неустойчивые гримасы, морщины на лбу то собирались в складки, то расходились, и тогда становились заметны чуть блестевшие следы пота, хотя в машине и не было жарко.

— Могу я говорить откровенно.

— Конечно.

— Благодарю вас. У меня складывается впечатление, то кое-кому хотелось бы приписать мне преступление.

— Кому же?

— Я хочу быть предельна откровенным и не боюсь риска. Я имею в виду вас!

— Почему у вас сложилось такое впечатление? — спросил Мазин сдержанно.

— Монета! — повысил голос Горбунов. — Я вашу игру понял. Это была провокация.

— Попрошу вас успокоиться, Владислав Борисович, и выбирать более точные слова.

— Но вы же подсунули мне монету!

Очередная гримаса так исказила лицо инженера, что Мазину захотелось выйти из машины, но он только опустил ближайшее стекло. Стало свежее, и Горбунов, вдохнув прохладного воздуха, немного отодвинулся.

— Если мне не изменяет память, вы сами обратили внимание на брелок, — напомнил Мазин.

— Еще бы! Все было проделано мастерски! Вы так небрежно крутили его на пальце.

Мазин твердо помнил, что монета лежала на столе и он не прикасался к ней, но спорить не стал.

— Зачем же мне это понадобилось?

— Как зачем? Чтобы заставить меня признать брелок своим и тем самым обвинить в убийстве Крюкова. Мазин потрогал пальцем переносицу:

— Откровенность за откровенность. Я не вижу прямой связи между этими обстоятельствами. Да и не говорил я вам ничего о Крюкове.

— Ха-ха! — издал Горбунов смешок, который, наверно, считал саркастическим. — В этом-то и была уловка!

— Вы знали Крюкова?

— Уверен, что вам это прекрасно известно. Мазин не отреагировал.

— Какие же отношения вас связывали?

— Элементарные. Он сменил мне замок на машине после угона. Естественная профилактика в условиях, когда на милицию не приходится полагаться.

Мазин и этот выпад оставил без ответа. Его интересовали иные, конкретные вещи.

— И вы отблагодарили его скромным подарком?

— И не подумал.

— Как же попала к Крюкову ваша монета?

— Понятия не имею. Сначала я подумал, что брелок был взят из угнанной машины.

— Помню. А потом вы усомнились. Когда?

— Скоро, очень скоро.

— И настолько перепугались. Почему?

Горбунов лихорадочно полез в карман, вытащил конверт — обычный, голубой, без картинки — и буквально вырвал из него листок бумаги:

— А как бы вы отнеслись к такому?

Мазин прочитал:

«горбунов спасайтесь у убитого вами крюкова нашли ваш брелок».

Слова эти, а вернее буквы, их составлявшие, были вырезаны из газеты и наклеены на бумагу без знаков препинания, и Мазин подумал сразу же, что искать газету бесполезно, потому что «операция» проделана по всем детективным правилам и остатки номера наверняка сожжены. Да и отпечатки пальцев едва ли удастся обнаружить, разве что горбуновские.

— Давно получили? — спросил он.

— Вчера.

Мазин хотел проверить дату по штемпелю, но конверт оказался чист, даже адреса не было.

— Письмо бросили в мой почтовый ящик, — пояснил Горбунов.

— Предполагаете автора?

Он глянул в глаза Горбунову. Но сколько б ни говорилось о том, что лицо — зеркало души, трудно было Прочитать на этой непрерывно меняющейся физиономии, где попеременно возникали то страх, то обида, то надежда, истинную цель, которую преследовал инженер, затеяв такой сумбурный, нелепый разговор, и насколько он верит в собственные, горячо преподносимые опасения.

— Ведь в письме написана правда? — спросил инженер, уходя от ответа.

— Брелок в самом деле найден у Крюкова, — подтвердил Мазин.

— Вот видите! А убийство — не шутка. Уверен, вас не погладят по головке, если вы не найдете преступника.

— Предоставьте наши заботы нам самим.

— Был бы рад. Но. Это касается меня. Очень касается.

— Отказываюсь вас понимать.

— Напротив. Вы меня поняли. Поняли! — крикнул Горбунов, уловив прорвавшееся негодование Мазина.

Тот открыл дверцу и хотел покинуть машину, но инженер схватил его за полу плаща.

— Разве это невозможно? Разве в ваши органы не может попасть бесчестный человек? Карьерист?.. Конечно, я не о вас, — оговорился Горбунов. — Но любой ваш сотрудник, кому честь мундира или личное благополучие дороже.

Мазин уже овладел собой. Сел. Сказал сухо:

— То, что вы вообразили, мог сделать только дурак, а дураков среди моих сотрудников нет.

— Почему же дурак? Напротив! Здесь психология, расчет. Игра на нервах. Решено обострить ситуацию, чтобы толкнуть меня на ложный путь, на необдуманный поступок.

— Считайте, что вы его уже совершили. Инженер выпустил, наконец, плащ из рук.