Станислав Родионов - Долгое дело

Он схватил дневник…

«Мне сорок, и я это чувствую по своим мыслям и сомнениям. В молодости, бывало, я мнил из себя невесть что — непризнанного гения, сильную личность, моральное совершенство… Или наоборот — считал себя тупицей, распутником или подонком. Теперь за плечами сорок, и мне точно известно, что я не совершенство и не подонок».

Из-за приоткрытой двери высунулась дьявольская бородка. Рэм Фёдорович вошёл мягко, почти на цыпочках. Зато Димка Семёнов ступал от души.

— А что вы собираетесь делать-сегодня вечером? — елейно спросил Гостинщиков.

— Ну, у меня кое-кто соберётся…

— Позвольте узнать, зачем?

— Мало ли зачем.

— Товарищ Семёнов, приступайте. Покажите ему кузькину мать.

Жёсткая, тяжёлая ладонь легла на его правое ухо и огненно завертелась, словно точильный круг. Рябинин вцепился в дужку очков, чувствуя, как она нагревается вместе с кожей.

— Хватит, — приказал Гостинщиков.

— Ну, так зачем соберутся люди?

— Допустим, у меня день рождения…

— Не врёт? — узнал Семёнов у Гостинщикова.

— Сейчас узнаем. — И спросил вкрадчивым, сладким голосом, каким бабушки спрашивают внучат: — И сколько же вам годиков?

— Все мои.

— По-вторить! — весело приказал он Семёнову.

Теперь абразивный круг огненно лёг на левое ухо. Когда боль прошла и по ушной раковине растеклось тепло, Рябинин признался:

— Сорок. Ну и что?

— А нас пригласил? — спросили они в два голоса.

— И не подумаю.

— Влепить ещё? — спросил Семёнов у своего начальника.

— У него же только два уха, — глубокомысленно заметил Гостинщиков.

— Друзья приходят без приглашения, — тоже глубокомысленно изрёк Рябинин и добавил сорвавшимся голосом:

— Братцы, я сейчас заплачу от радости…

— Давай вместе, — предложил Димка, улыбаясь во всю ширину своего широкого лица.

— Поплачьте, мужики, поплачьте, — буркнул Гостинщиков, нервно мотая колышек бородки на палец.

В носу Рябинина действительно защекотало… Пыль — от бумаг всегда много пыли, будь это старые газеты или протоколы допросов.

Видимо, чтобы пресечь всякие носовые щекотания, Димка Семёнов размахнулся и двинул Рябинина по плечу так, что подскочил «Уголовно-процессуальный кодекс» и пишущая машинка шлёпнула букву. Затем он пропал под столом, защёлкав там замками своего чемоданистого портфеля. Когда разогнулся, то в его руках оказалась большая прямоугольная коробка, перевязанная шпагатом и заляпанная сургучными печатями. Димка поставил её на уголовное дело, на чистые бланки, на кодекс и с чувством выдохнул:

— Тебе, следопыт.

— Что здесь? — спросил Рябинин.

Они ждали этого вопроса, но ему было неважно, «что там»: да хоть принеси они её пустой, эту картонку, похожую на увеличенную коробку из-под ботинок, — лишь бы пришли.

— Лунный риголит, — объяснил Гостинщиков.

— Алмазы, — уточнил Димка.

— И кусок земной мантии, — добавил Рэм Фёдорович.

— Ну, и мешочек золотого песку, лично мною намытого, — улыбнулся Димка.

— Братцы… — начал было Рябинин, но дверь открылась без стука, сильно, нараспашку, обдав их сквозняком. Так входил только Петельников.

Он уже стоял посреди кабинета — высокий, какой-то беспечный, в светлом плаще с неожиданно стоячим воротником.

— Здравствуйте, товарищи. Извините, но срочное дело…

— У нас тоже дела, — гордо произнёс Гостинщиков, вставая.

Рябинин не удерживал, — инспектор зря не побеспокоит.

— Братцы, жду в восемь, и спасибо.

— За что? — удивился Рэм Фёдорович уже у двери.

— Не забыли…

— Дурак ты, — сказал на прощанье Гостинщиков.

— Ага, дурак, — подтвердил Димка, проваливаясь в коридор.

— Оригинальные ребята, — заметил инспектор.

— Мои ребята, — блаженно улыбнулся Рябинин.

И промелькнуло, исчезая…

…В каждом мужчине вижу друга. В каждой женщине — любимую…

Петельников пошёл к двери, словно хотел вернуть их, его ребят, но у порога остановился и сказал, вроде бы тоже испытывая радость:

— Сергей Георгиевич, на происшествие.

— На происшествие? — тихо удивился Рябинин.

— А что? — удивился инспектор удивлению следователя.

Рябинин не ответил.

Счастливый сон забыл, что снился он следователю, который в день рождения может выехать на происшествие и просидеть этот день у трупа. Да ведь счастливый сон уже сбылся: была радость дома, и только что была радость в этом кабинете, а ждать после единственного сна многих радостей то же самое, что пробовать по одному билету проехаться несколько раз.

В машине инспектор молчал, уставившись в затылок шофёра-милиционера. Отвернулся к боковому стеклу и Рябинин. По дороге на место происшествия они обычно не разговаривали, могли лишь перекинуться словами о самом необходимом. Но сейчас не было и этих слов. Петельников, видимо, ждал, когда следователь спросит о деле: далеко ли ехать, что случилось, есть ли подозреваемый?.. Рябинин же — нет, без обиды, а с каким-то щемящим недоумением — тоже ждал вопросов: ну хотя бы зачем у него соберутся геологи…

— Начальник просил нас зайти, — вяло сказал Петельников когда машина проезжала мимо райотдела.

Рябинин кивнул: если начальник райотдела просит зайти, то ехали они на происшествие чрезвычайное. Водитель затылком ли, в зеркало ли увидел этот кивок и свернул на узкий проезд к особняку, закрытому кустарником, который стал по-осеннему прозрачным…

Рябинин открыл дверь кабинета начальника райотдела и замешкался у порога — комната была полна народу.

За столом белела седая голова самого подполковника; он держал её, как всегда, прямо и сурово, стараясь придать своему маленькому сухому телу некоторую габаритность, подобающую работнику милиции. Перед ним сидел прокурор района Беспалов, приглаживая на висках волосы-пружинки и метаясь рукой от носа к подбородку. Первой в ряду пристенных стульев расположилась следователь прокуратуры Демидова, она курила неизменную сигарету, стряхивала пепел на свой китель и смотрела на подполковника, как на мальчишку. Рядом с ней сидела, словно возлежала на стуле, помощник прокурора по общему надзору Базалова с пузатой импортной сумочкой на коленях. Затем рыжел головой инспектор Леденцов. Томно прислонилась к стене инспектор Кашина. Сидели другие инспектора и следователи райотдела…

Рябинин взглядом поискал свободное место и уже хотел идти в канцелярию за стулом, но начальник райотдела поднялся и тяжело объявил:

— Товарищи в районе случилось чрезвычайное происшествие. — Он обвёл всех своим напористым взглядом, словно призывая каждого особо вникнуть в его слова, и сказал ещё мрачнее: — Сегодня, точное время нами пока не установлено, исполнилось сорок лет Сергею Георгиевичу Рябинину.