Станислав Родионов - Долгое дело

— Красный переулок, дом три.

Если за ней следят, то как они теперь… Неужели тоже на машине, с рацией, как показывают в кино? Это хамство, она всё-таки не шпионка и не убийца. Калязина обернулась — сзади ехал самосвал…

Через полчаса она позвонила в квартиру. Там что-то упало, кто-то пробежал, где-то выключили музыку. Калязина ждала, зная, что пришла, как нагрянула. Дверь приоткрылась.

— Вы? — удивлённо пропела ассистентка.

— Я, милочка. Без приглашения, без звонка.

— Входите же.

В передней Калязина сняла плащ и сдёрнула косынку под удивлённым взглядом ассистентки, никогда её не видевшей в таком бедном наряде.

— Аделаида Сергеевна что-нибудь случилось?

— Пока ещё ничего.

Они прошли в комнату. Вера растерянно опустила руки, не зная, что сказать и что предложить своей начальнице, которая впервые была в её квартире, да ещё так внезапно, да ещё в такой одежде.

— У вас ко мне дело?

— Дай отдышаться.

— Кофейку выпьете?

— Опосля, как сказала мне одна гражданка. Вера, я попрошу срочно отвезти письмо. Где бы мне его написать?

— Вот тут. — Хозяйка показала на секретер, заменяющий письменный стол.

— А ты одевайся, милочка.

Вера влетела в переднюю, разметав полы халатика из весёлого штапеля.

Калязина взяла лист бумаги, достала японскую авторучку и красиво написала: «Раиса! Могут подслушать, поэтому не звоню, как и договорились. Жду тебя по адресу: Красный переулок, дом три, квартира восемнадцать. Камешек у меня при себе, так что можешь захватить деньги. Если до трёх не приедешь, то уйду и камень уплывёт по другому направлению. А.С». Калязина сложила записку вчетверо, вытащила из широкого кармана безмарочный конверт, тонкие перчатки и беленький пакетик. Надев перчатки, она извлекла из этого пакетика листик ярко-красной бумаги, похожей на копировальную, покрытый несмываемой краской. Записка была тщательно завёрнута в эту бумагу, вложена в конверт и заклеена. Спрятав перчатки, Аделаида Сергеевна надписала: «Улица Тополиная, дом 16, квартира 31. Раисе Фортепьянцевой».

— Вот, милочка. — Она протянула конверт подскочившей ассистентке. — В квартиру не поднимайся, опусти в почтовый ящик и сразу обратно. Я подожду здесь. Возьми такси, лаборатория оплатит.

После каждого слова Вера заведённо кивала. Она не только была уже в брючном костюме и в изящной палевой накидке, но успела подкраситься и надеть свои вульгарные серьги. Её лицо, свеженькое после дневного сна, было так простодушно, что у Калязиной мелькнула расслабленная мысль о ненужности затеянного. Но она умела давить расслабленные мысли.

— Поспешай, милочка.

Вера ответила лишь быстрым стуком каблуков. Аделаида Сергеевна осталась одна в квартире.

Она скинула туфли, гулко вздохнула и вытянула ноги, шевеля пальцами в простом чулке. Теперь нужно ждать — двойная проверка началась. Да нет, тройная: ассистентки, её квартиры и хвоста.

И всё-таки не зря ли? Проверки никогда не бывают лишними. Она должна верить этой Вере, как себе. До трёх тут будет милиция, если её ассистентку перекупил уголовный розыск. И милиция будет тут, если следят за ними и записку перехватят в пути. Тогда она посмеётся над этими оперативниками: тогда она напишет высокохудожественную жалобу о том, чего стоит наша милиция, которая ловится, как рыбёшка на муху. Бедная Рая Фортепьянцева, вся из себя, — её потаскают.

Калязина сунула ноги в туфли, поднялась и пошла по комнате — от входа, вдоль стены, как при обыске; пошла тихо и медленно, ни к чему не прикасаясь руками…

Тахта, узкая, как селёдка… Не из гарнитура, рублей на семьдесят. Стоит давненько, выцвела. Возле неё на полушкура. Вернее, шкурка. Что за зверь? Заяц, что ли? А тахта лишь для одной. Странно…

Секретер с книжными полками. Ну конечно, «Три мушкетёра» и Мопассан. Журналы мод, как говорится, всех времён и народов. Матрёшечки, коробочки, куколки, сувенирчики… Большая фотография — портрет молодого нагловатого мужчины со вздорными усиками. Видать, тот муж, который объелся груш.

Что-то вроде туалетного столика. Склянка на склянке. Крем на ромашке, крем на женьшене. Духи, господи, что за духи. Чуть получше тройного одеколона. Вот, кажется, польские — эти терпимы. А помада? Этой помадой не краситься, а писать на заборах неприличные слова… Да, не «Чёрный перламутр». А лак? Им пол красить. Нет, Веруша, с такой косметикой космонавта тебе не подцепить.

Проигрыватель. Конечно, не стереофонический. Конечно, заезжен, как лифт. Поставлена пластинка. Бостоны и чарльстоны. А рядом лежит… Ого, классика. Неужели слушает? Ну, да она чувствительная. Сибелиус. Теперь каждый Сибелиус, каждый к себе тянет.

Платяной тоненький шкафчик. Если она хорошо знает бабскую психологию, то паспорт там, под бельём…

Калязина распахнула узкие створки и пошарила в одном из отделений. Затем сунула руку под другую пачку чистого белья. Под третью… Полиэтиленовый мешочек с паспортом и деньгами был в наволочках, лежавших стопкой, как свёрнутые блины. Деньги она даже не сосчитала. Её интересовал паспорт. Всё верно: Акимова Вера Даниловна. Профсоюзный билет, диплом… Калязина закрыла шкаф — проверка номер один закончилась. Она взяла какой-то журнальчик, села на тахту и опять скинула туфли. Но теперь они скинулись свободнее, сняв не только усталость, но и какое-то напряжение тела. Теперь можно и подремать. Неужели при таком интерьере Вера надеется подцепить дельного мужа? Теперь можно и подремать…

Ключ, заходивший в замке, её не шелохнул — только пропала сонная одурь и та лёгкость, которая прилила после опавших с ног туфель. Дверь открылась. Калязина слушала — одна пара каблучков, её… Пока, ещё четверть третьего.

— Аделаида Сергеевна, отвезла.

— Ну и слава богу. Теперь можно и кофейку.

Вера захлопотала, стараясь угодить начальнице. Кофе сварила крепкий и огненный. Подала сливки, настоящие, натуральные, привезённые ей из совхоза. Неначатая, сбережённая коробка грильяжа. И тарелочка коржиков, выпеченных своими руками.

— Со сливками? — спросила Вера.

— Лучше с ликёром.

— У меня нет…

— Тогда с ромом.

— Тоже нет.

— А какое вино есть?

— Никакого…

— Милочка, на дворе космический век.

Расстроенная Вера не знала, что и делать.

— Я схожу в магазин.

— О, плохой тон. Будем пить чёрный.

— Чёрный — так чёрный.

— Милочка, что у тебя за лак? — Калязина поймала взглядом её ногти.

— Обычный, — обрадовалась Вера перемене темы и протянула руку.

Аделаида Сергеевна осмотрела её пальцы — на краску не было и намёка. Но до трёх оставалось ещё полчаса.

— У вас что-нибудь случилось? — неуверенно спросила Вера.

— А заметно?

— Вы какая-то… серьёзная.